Владимир Рудинский - Вечные ценности. Статьи о русской литературе

В расовом отношении, однако, кровь этого старого племени продолжает течь в жилах значительной части европейцев. Испанцы являются романизированными иберами с большой примесью крови различных индоевропейских племен – кельтов, латинян и германцев. Множество итальянцев – потомки этрусков; специалисты доказывают, что есть целые области, где этнический тип этих последних сохранился в неприкосновенности. Провансальцы, весьма явственно отличающиеся от остальных французов, происходят от лигуров. В Греции эллины смешались с коренными обитателями, и в результате этого сплава родилась непревзойденная гениальность античной Эллады.

Мы знаем, что кельты нашли в Ирландии какое-то прежнее население, видимо черноволосое и низкорослое, народ, который они назвали «туата де даннан», но о языке и культуре которого нам известно, увы, слишком мало.

Что до германцев, пытавшихся приписать себе специальную чистоту арийской крови, то французские ученые убедительно доказывают, на основе анализа тевтонских языков, что они являются продуктом скрещения языка пришельцев с языком какого-то неарийского племени, весьма возможно финского, чем и объясняется сохранение в северной Германии белокурого типа, в отличие от темноволосого в южной.

Встает вопрос, откуда же пришли в Европу с одной стороны, в Персию и Индию с другой, люди, говорившие на теперешних индоевропейских языках? Где была их исходная родина? Главным гидом тут могут служить только те же их языки – и они дают нам если и не вполне достаточные, то во всяком случае надежные указания.

Прародина арийцев не была южной страной; это был край с суровым или умеренным климатом севера. В нем, бесспорно, росла береза, и она была близка сердцу его обитателей: недаром они разнесли и сохранили ее имя по далеким чужбинам, куда рассеялись впоследствии: санскрит и теперешние жители Гималаев знают слово «бхурджа», латыши называют ее «берэс», литовцы «бержас», в немцы «бирке». В первоначальном языке ее имя видимо значило «серебрянка», «серебристое дерево». Наряду с нею дуб и бук имеют шансы принадлежать к флоре того же загадочного района, хотя и не столь достоверно.

Из плодовых деревьев арийцы лучше всего знали и больше всего ценили очевидно яблоню. Наряду со славянами латыши имеют слова «аболс» (яблоко) и «абеле» (яблоня), немцы «апфель», бретонцы «аваль». В латинском языке сохранилось название города «Абелла», к которому древние авторы постоянно прибавляли эпитет «Абелла помифера» – «изобильная яблоками Абелла».

Из хищных зверей наши предки испокон веков опасались недоброго соседа – волка. Тому свидетельством польское «вильк», латышское «вилькс», немецкое «вольф», древнегреческое «лю-кос» и латинское «люпус». В этом последнем необычный фонетический переход «к» в «п» объясняется влиянием местного италийского диалекта Умбрии, где волки были особенно многочисленны и свирепы.

Известен им был и медведь. Санскритское «рча» стоит в связи с греческим «арктос» и латинским «арктус», кельтским «арт». Сильно фонетически измененное, оно же живет в латышском «лацис», литовском «локис», и с ним же связано русское «бирюк». Что до нашего обычного названия медведя, оно объясняется суеверным страхом, который испытывали первобытные народы называть имя грозного зверя; они вырабатывают привычку давать ему описательное название по какому-либо его свойству; в данном случае, «тот, который ест мед», позднее ставшее восприниматься как «тот, который знает, где есть мед». Зато лев и тигр арийским языкам неизвестны, и их имена взяты у других племен.

У всех индоевропейцев почти одинаково имя бобра, а из домашних животных название свиньи сохранилось у римлян «пор-кус», у ирландцев «орк» и славян «прасе». Сходное имя пчелы указывает на знание пчеловодства. На основе языковых же данных видно и то, что бык и корова входили в хозяйство арийцев еще на первоначальном месте расселения.

Нельзя сомневаться, что в то же время они были не только скотоводами, но и земледельцами. Об этом говорит латинское «араре» о бок с русским «орать» – «орет в поле ратай, поарывает…»

Существенным в географическом отношении указателем является термин для обозначения моря. Он восходит к индоевропейскому языковому единству: латинское «маре», бретонское «мор», немецкое «меер», литовское «мариос». Но можно предположить, что арийцы с ним столкнулись не сразу, что оио не входило в сферу их привычного, близкого им мира. Ибо его название включает в себе идею «мертвой пустыни», восходя к тому же корню, что латинское «морс», славянское «смерть», литовское «миртис». Наоборот, позже греки, для которых море стало любимым и знакомым элементом, дали ему в своем языке имя «понтос», содержащее мысль о «водном пути» («понтос» соответствует древнеславянскому «поить», латинскому «понс», бретонскому «энт», дорога, где начальное «п» отпало как во многих словах в кельтских языках).

Большое число слов вносят дополнительные указания в вопрос о климате и природе прародины арийцев, но надо признать, что до сих пор остается невозможным определенно сказать, находилась ли она на Памире, в северной Азии или на юге России. Весьма вероятно, что в будущем лингвистика или археология все же найдут ключ к этой проблеме, как нашли уже к другим, не менее трудным.

«Новое русское слово», Нью-Йорк, 18 августа 1959, № 16952

Славяне и их языки

В истории русского языка и других славянских языков есть, конечно, загадки и проблемы. Тем белее, что научное изучение их началось довольно поздно. Тем не менее, общий путь их происхождения и истории проследить легко, и он идет как бы по прямой линии.

Сходство между отдельными славянскими языками столь велико, что сравнение между ними теряет от этого часть своего интереса. Можно без труда восстановить наличие в эпоху Киевской Руси общерусского языка, распавшегося на три ветви, русскую, украинскую и белорусскую, лишь в XIV–XV веках.

Есть все основания предполагать. что общеславянский язык разделился на отдельные наречия только в VIII–XIX веке. Территорией этого общего языка было пространство от Эльбы до Днепра, и от Балтийского моря до Карпат.

Археология констатирует, что с IV века до нашей эры по IV век нашей эры в бассейнах Эльбы, Одера, Вислы, в верхнем течении Днестра и среднем – Днепра и Десны обитало некое однородное население, оставившее определенный тип погребений (в ямах и на полях). В свою очередь, эти племена были связаны с еще более древней «лужицкой культурой», относящейся к бронзовой эпохе. Более или менее несомненно, что все это были славяне.

Киевская «Повесть Временных Лет» дает нам чрезвычайно трезвые и точные сведения о первоначальной истории славян: «По мнозех же временах сели суть словены по Дунаеви, где есть ныне Угорска земля и Болгарска. И от тех словен разидошася по земле и прозвашася имены своими, где седше на котором месте. Яко пришедше седоша на реце именем Морава, и прозвашася морава, а друзии чеси нарекошася. А се ти же словени: порвате белии и сербь и хоругане… Словене же ови пришедше седоша на Висле и прозвашася ляхове, а от тех ляхов прозвашася поляне, ляхове друзии лутичи, или мазовшане, или поморяне». Средневековые чешские, польские и южнославянские хроники также единодушно говорят об общем происхождении славянских народов.