Владимир Рудинский - Вечные ценности. Статьи о русской литературе

С этого момента начался единственный в истории мира и интереснейший в лингвистическом отношении опыт. Возможно ли вернуться к раз оставленному языку? Сделать гаэльский язык обязательным к изучению в школе, официальным языком, наряду с английским, оказалось просто: остается сделать его языком преподавания и языком быта – это достигнуто в небольшой части страны. Есть литература и театр по-гаэльски, но английский продолжает главенствовать.

Совершенно иначе дело сложилось в Уэльсе. Остаток кельтской Британии, устоявшей в борьбе против саксонских завоевателей, он перешел под власть английской короны в 1536 году, когда на трон Англии взошла валлийская династия Тюдоров. Первые века после этого денационализация шла здесь еще быстрее, чем в Ирландии: высшие классы англизировались, низшие вели себя пассивно. Национальное возрождение возникло тут в среднем классе и кристаллизовалось вокруг методистской церкви, ставшей для валлийцев столь же национальной, как для ирландцев католическая.

В XIX веке в Уэльсе было издано больше книг по-валлийски, чем по-английски (8.425 к 3.188). Отвоевав себе место в церковной литературе, валлийский язык делается и языком художественной прозы, с появлением романов Даниеля Оуэна, и языком исторического исследования. Даже известный отлив, наблюдающийся с начала нашего века, не может быть ему очень опасен, так как его позиции основательно упрочены.

Положение Шотландского Королевства и Герцогства Бретонского было с самого начала иным, чем в Ирландии и Уэлсе. Там и тут в стране было большое иноязычное население – в одном случае саксонское, в другом французское – и столица находилась на территории чужого языка, быстро ставшего языком двора и высшей культуры.

Бретань с ее компактной массой в более чем миллион человек, для которых бретонский язык является родным – край, где больше всего жителей, говорящих на кельтском языке (почти том же самом, что и в Уэльсе). И хотя нет официального преподавания бретонского в школе или признания его в администрации – стоит поехать в город, как Кемпер, и увидишь названия большинства улиц и надписи на большинстве вывесок по-бретонски, услышишь кельтскую речь повсюду – на рынке, в церкви и даже на почте. Бретонская литература постепенно начинает занимать место в мировой литературе. Уже пришло время, когда можно бы написать историю этой литературы, где есть столь интересные писатели, как Ян-Вари Керверхез, Жарль Приель, Танги Мальманш, Ксавье де Ланглейз…

«Новое русское слово», Нью-Йорк, 2 сентября 1960, № 17343, с. 3.

Осень в Бретани (От нашего корреспондента) 1

Когда, глубокой ночью, я вышел с вокзала на пустынные улицы Ренна, он показался мне. к моему разочарованию, вполне современным городом, ничем не отличающимся от любого другого во Франции. Широкая, прямая как стрела улица, авеню Жаквье, окружена высокими зданиями вполне современного типа. Только названия вроде «Отель Дюгесклей», «Отель Сюркуф», «Армор-Бар» напоминают, что это Бретань.

Но если пройтись по городу подольше, то ясно чувствуешь отличие Ренна от Парижа. Здесь публика, должно быть, честнее: даже ночью ящики с товарами стоят у магазинов, белье сохнет за маленькими заборчиками домов на окраине… Другое: никаких коммунистических афиш. Только кое-где остатки содранных. И вместо них совершенно иное: Ренн бурно реагирует на события в Африке: везде призывы к сохранению Алжира и протесты против самой мысли об его отделении. «Уйти из Алжира, это был бы второй Седан»! вот основной тон расклеенных здесь по стенам листовок.

Но это еще что! Куда больше меня удивляют там и сям надписи: «Да здравствует король!» И уже вполне официальные печатные призывы: «Читайте “Дез Аспе де Ла Франс”, орган, продолжающий дело “Аксион Франсез”!» («Аксион Франсез» французская монархическая партия). Я знал, что Бретань консервативна, но все же не думал, что в такой степени!

Настоящий сюрприз меня ждал уже утром: старый Ренн, бретанский Роазон, столица независимого герцогства Бретанского, лишь в XV веке присоединился к Франции. Попав на площадь Святой Анны, к церкви Сэн Жермен, на улицу Бомануара, вы оказываетесь в живом средневековье. Циклопическая церковь, титаническое сооружение из серого камня, которое словно бы уходит в землю от собственной тяжести, особенно поражает глаз. На зданиях тут и там надписи: строение XVI века… XV века… попадаются и более древние. Город-музей!

Другое диво Ренна – великолепный Парк дю Табор. Какие поразительные цветы, северные и южные растут тут, на протяжении часов и часов прогулки! Длинные ряды клумб с георгинами тянутся вдоль аллей, каждая особого сорта и со своим специальным названием: «Судьба», «Надежда», «Улыбка лета». Но самой красивой среди них мне показалась та, что носила меланхоличное имя «Кенаво!» («прощай» по бретански). Местами подымаются среди зелени поэтические группы статуй, в большинстве имитации античных.

Первый завтрак – в случайном кафе вводит меня в нравы Бретани. Заплатив тут стандартную цену за обед, вы можете есть фактически сколько хотите: супа вам подают большую миску, наливайте по своему усмотрению; жареную картошку – огромное блюдо; кофе – кувшинами; даже мяса и рыбы столько, что все съесть довольно трудно; и при этом обычно спрашивают: «Может быть, еще?»

Еще в Ренне я заметил, а в Сен Мало и Динаре окончательно убедился, что все бретонки – красавицы. На улицах вы часами не встретите молодой женщины, которая была бы не то, что дурна, но посредственной наружности. Счастливый край, где юность – синоним красоты…

Я никогда не мог понять по описаниям, блондины жителя Бретани, или брюнеты. Теперь я убедился, что у женщин цвет волос варьирует от совершенно светлого до темно-каштанового, черные попадается редко. Белокурые являются, судя по песням, бретонским идеалом красоты: о героях и героинях обычно говорится, что у них волосы «мелен аур» – желтые как золото. Среди мужчин светловолосых еще больше, но изредка попадаются и совсем черноволосые, и смуглые, с физиономиями пиратского типа. В общем, все это тоже красивый, ладный народ, особенно молодежь, и лица у многих очень располагающие. Кто очаровательны, это дети. Эти маленькие бретонцы и бретонки не только хороши собой; у них во всем такая грация и тонкость, что на них невольно засматриваешься.

В глухой лесной деревушке Гломель, на полпути из Динара в Кемпер, тонущей в чаще, среди горной Бретани, в районе, где, видимо, нераздельно царит кельтский язык (все вывески в деревне были по-бретонски), на низкой каменной стене сидели пятеро ребят, один мальчик и четыре девочки. Мальчик и одна из его подружек были темноволосые; три другие девочки – блондинки трех разных оттенков: как лен, как золото, и светло-русая. Всем было лет по шести. Но прелестны они были все как сказочные принц и принцессы. И эта картина, которую я наблюдал несколько минут из окна автокара, врезалась мне в память, как чудный образ Бретани.