Марк Уральский - Марк Алданов. Писатель, общественный деятель и джентльмен русской эмиграции

<���…>

Я предпочитаю безнаказанность преступника преступлению самого государства как такового. Но за то я приветствовал бы установление того, что должно считаться преступным даже во время войны, против врага, обложил бы это карой и организовал бы заранее трибунал для суда над этими виновниками, но трибунал «нейтральный». Конечно, для этого сначала нужно было бы организовать международную власть, т. е. то, что пока не удается. Но я боюсь того, что Вы предлагаете, т. е. увеличение дискреционных прав государства. Ведь все это ведет к тому, что создано в советской России. Зло нашего момента в этом: в признании абсолютной власти «государства» над человеком.

Конечно, трудно создать международную организацию и международный суд над преступлениями во время войны. Но если сама международная организация не на словах, а на деле создается, то построить суд над преступниками будет много легче, сделав этот суд похожим на суд. Это будет необходимый корректив к допущению и урегулированию войны. Но пока этого нет, и в международной плоскости во время войны допускается все, по крайней мере надо эту анархию не переносить внутрь государства, не допускать суда над «противниками» под флагом суда.

<���…>

Совсем другой вопрос – суд над преступными действиями, над зверствами и т. п., т. е. над тем, что судили в Нюрнберге. Я это приветствую; я не совсем точно называю это специальными преступлениями; это потому, что убийства на войне вообще не считаются «преступлением». Но если убийство в сражениях не преступление, то истязания, пытки и массовые истребления не воюющих, т. е. все, что делалось Гитлером, – остается преступным. Те, кто это делали сами, – исполнители, палачи – еще могут защищать себя тем, что они повиновались начальникам, но начальники, кот<���орые> это приказывали, и этого оправдания не имеют. Для них не нужно было даже сочинять специальных законов; их нужно судить как простых убийц, как в Англии не было специальных кар за дуэли, и карали как за простое убийство. Преступление и ошибка Нюрнберга были не в том, что осудили за такие общие преступления, а в том, что кроме того судили за «подготовку войны», за агрессию, что вовсе не является общим преступлением. Для него нужны специальные законы, кот<���оторых> тогда еще не было. Ну а затем надо, чтобы были судьи, т. е. чтобы судили посторонние и беспристрастные люди, а не обиженные теми, кого они судят. Ведь вся Германия была оккупирована; оккупационные власти могли создать суд для суда общих преступлений и судить гитлеровцев, применяя к ним общие нормы.

По всей видимости, Маклаков не знал тогда, что в Устав «Международного военного трибунала для суда и наказания главных военных преступников европейских стран оси», составленный правоведами антигитлеровской коалиции 8 августа 1945 года в Лондоне, вводилась «Статья 6», в которой означались новые для мирового правосудия преступления, в том числе «Преступления против человечества» (англ., «Crimes against humanity»), а именно:

убийства, истребление, порабощение, ссылка и другие жестокости, совершенные в отношении гражданского населения до или во время войны, или преследования по политическим, расовым или религиозным мотивам в целях осуществления или в связи с любым преступлением, подлежащим юрисдикции Трибунала, независимо от того, являлись ли эти действия нарушением внутреннего права страны, где они были совершены, или нет [СБОРНИК. С. 167].

Принимая во внимание все нюансы политического позиционирования Алданова, можно утверждать, что в тогдашнем эмигрантском политическом дискурсе он находился как-бы между двух огней: с левой, симпатизирующей СССР стороны, его называли «наймитом американского империализма», а с правой, особенно со стороны «солидаристов» 471 471 Солидаристы или народно-трудовой союз российских солидаристов (НТС) – политическая организация русской эмиграции правоконсервативного направления. В начале Второй мировой войны сотрудничала с нацистами, затем с власовцами. В 1943 г. на членов НТС обрушились немецкие репрессии. В результате многие из них были расстреляны или погибли в заключении. Им вменялась в вину антинемецкая пропаганда, связь с партизанами и неподконтрольность организации, действовавшей как «государство в государстве». В послевоенное время НТС действовала под полным контролем ЦРУ США. В изданиях НТС «Посев» и «Грани» публиковались многие диссиденты из СССР. , от которых писатель всячески дистанцировался, – «примиренцем», капитулирующим перед сталинской экспансией. Отказываясь в письме к одному из активистов «Русской мысли» от сотрудничества с газетой, где печатался его друг Борис Зайцев, и одним из руководителей которой был весьма им уважаемый Владимир Феофилович Зеелер, Алданов, следующим образом мотивировал свое решение:

Я <���…> объяснил, что именно меня разделяет с «Русской Мыслью», что дело не в личной обиде на них <���«солидаристов» – М.У. >, а в глубоком разногласии с ними. Их проповедь непримиримости или замаскированный призыв к войне, или простая поза и фраза, которая разлагает эмиграцию, дискредитирует ее в глазах иностранцев и создает Кремлю ореол защитников интересов России [МАКЛАКОВ. С. 81].

Высказывая в политическом дискурсе с Маклаковым весьма здравые и точные в смысле фактов реальной действительности суждения о советском строе, как например:

… я сказал бы, что тоталитаризм в неизмеримо большей степени «забыл о личности», чем демократии «забыли о государстве». По отношению к Франции с ее нелепой конституцией и порядками Вы, быть может, и правы. Но в Соединенных Штатах и в некоторых других демократических странах государство сильно и прочно. Во всяком случае оно нигде не забыто, даже во Франции, тогда как в СССР личность просто не существует [МАКЛАКОВ. С. 102],

– Алданов, однако же, до конца жизни оставался «февралистом-идеалистом», лелеющим надежду на скорый крах советского режима. Поэтому его отдельные высказывания насчет Советов не могут не вызвать у читателя, хорошо знающего, каким на деле был СССР, скептическую усмешку. Наивным в частности кажется сегодня его упование на возможность «просветления сознания» советских людей в результате робкой «оттепели», начавшейся после смерти Сталина:

Я, кстати, и теперь удивляюсь, как Маленков и особенно Берия решились вставить слова о «совершенно недопустимых способах»: ведь это прочла вся Россия! Прежде из застенков никто не возвращался. Теперь же по Москве гуляют пятнадцать врачей, и как они верно ни запуганы, какие бы подписки молчать они не давали, слух о том, каковы эти «совершенно недопустимые способы» просочится всюду и, в частности, в офицерство, которое, быть может, всего этого и не знало [МАКЛАКОВ. С. 130].