Василий Щукин - Заметки о мифопоэтике Грозы.

О реальных прототипах Калинова см.: Лакшин В.Я . Мудрость Островского // Островский А.Н . Соч. в 3 тт. Т. I. М.: Художественная литература, 1987. С. 19–20.

Эту замечательную формулировку автор услышал в средней школе в 1963 году от одноклассника. Такова оборотная сторона традиционного российского коллективизма. Кстати, социальный атомизм, обособленность жителей города друг от друга первым заметил Гоголь в «Повести о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем», но связал это не с «Домостроем», а, наоборот, с эгоизмом Нового времени.

Данные по переписи 28 января 1897 года, без учета Азиатской России, Царства Польского, Великого Княжества Финляндии, Прибалтики, Кавказа и Бессарабии (Россия: Энциклопедический словарь. Л.: Лениздат, 1991. С. 106–111).

Спустя более полувека Е. Замятин напишет повесть «Уездное» (1911), в которой, как и у Островского, именно «уездный дух» станет олицетворением российской косности, «энтропии». Ранее к теме «уездного» или «заштатного» обращались Глеб Успенский, Федор Сологуб, Максим Горький.

Тем самым калиновский локус Островского вписывается в длинный литературный ряд «исконно русских городов», как то: Москва Грибоедова, города в «Ревизоре» и «Мертвых душах», Малинов Герцена, Энск Писемского, Глупов Салтыкова-Щедрина, Скотопригоньевск Достоевского, безымянный город Сологуба, Окуров Горького, Арбатов Ильфа и Петрова, Любимов Абрама Терца, Ибанск Александра Зиновьева…

Ср.: Кошелев В.А . «В городе Калинове»: топос уездного города в художественном пространстве пьес Островского // Провинция как реальность и объект осмысления. Материалы научной конференции. Тверь: Тверской гос. ун-т, 2001. С. 159.

Ср.: Панченко А.М . Русская культура в канун петровских реформ // Панченко А.М . О русской истории и культуре. СПб.: Азбука, 2000. С. 17–21.

Замечательное понятие, не имеющее соответствия даже в украинском и белорусском языках.

Подробнее см.: Мильдон В.И . Открылась бездна… Приведу характерный фрагмент рассуждения автора: «Для русского самым глубоким переживанием бытия оказывается именно воля». Это самое тотальное, крайнее стремление. А что делать? От тотальной несвободы нельзя спастись хорошими законами — нужен внутренний порыв вольной личности (с. 140).

«Необычайный простор, а места нет», «пустое место», «заколдованное место» может рассматриваться как архетипический образ русской литературы.

Это «мгновение» длится в пьесе десять дней (вместо обещанных двух недель). Таковы законы реалистической художественной конвенции.

Катерина умирает без покаяния и причастия и, следовательно, ее душа обречена на вечные муки. Происходит как раз то, чего она больше всего боится на протяжении всего действия. Вспомним, какую страшную клятву она просит взять с себя покидающего ее мужа: «Умереть мне без покаяния, если я…»

В этой песне на слова А. Мерзлякова (авторское название «Одиночество») говорится о сироте, у которого нет родного дома, хотя он живет у себя на родине.

Предпоследний монолог Катерины в пятом акте начинается словами: «Нет, мне что домой, что в могилу — всё равно», однако героиня почти сразу же приходит к выводу, что «в могиле лучше…». Что же касается участи ее души, то хотя согласно христианским представлениям ей уготовлено место в аду, тем не менее в пьесе появляется парадоксальная надежда на иной исход. По словам Кулигина, душа утопленницы «теперь перед судией, который милосерднее вас!». Правда, говорит это просветитель, верящий не в магические догматы, не в средневековую «тишину и покой», а в справедливость, которая иногда встречается в антропоцентрической культуре, но не существует ни в природе, ни в религии, где господствует лишь высшая справедливость.

Ср.: Терц Абрам . Голос из хора. Лондон: Изд. Стенвалли, 1973. С. 247–248. Подобная мысль высказана также в другой книге этого автора: Синявский А . Очерки русской культуры. 1. «Опавшие листья» В. В. Розанова. Париж: Синтаксис, 1982. С. 197.

В Новое время, начиная с XVIII века, древнегреческое понятие души все чаще стали метонимически заменять романо-германским понятием сердца.

Б. Егоров указывает на иерархичность («презрение к стоящим на низших уровнях и, наоборот, подобострастие к высшим») и на превознесение обычая над законом как на устойчивые черты русского национального характера ( Егоров Б.Ф. Русский характер // Егоров Б.Ф . От Хомякова до Лотмана. М.: Языки славянской культуры, 2003. С. 30–34).

Ни в одном из героев «Грозы» не воплощено демократическое сознание. Попытка Добролюбова представить демократкой Катерину полностью расходится с замыслом Островского.

В архаических обществах труд отождествлялся со страданием, а счастье — с праздностью. Слово «труд» во многих языках обозначает и работу, и страдание одновременно.

«Ты не бей, не губи ты меня со вечера, / Ты убей, загуби меня со полуночи! / Дай уснуть моим малым детушкам, / Малым детушкам, всем ближним соседушкам».

Принято считать, что воспоминания Катерины были навеяны рассказами о своей юности актрисы Малого театра Любови Павловны Никулиной-Косицкой. Набрасывая 24 июля 1859 года монолог Катерины из первого действия, Островский отметил в сноске к этой странице рукописи: «Рай в суздальском духе <���…> Слышал от Л.П. про такой же сон в этот же день» (цит. по: Лакшин В . Александр Николаевич Островский. М.: Молодая гвардия, 1982. С. 349).

Феклуша гениально улавливает важную закономерность русской жизни — обреченность любой деловой активности там, где царит диктатура «пустого» места: «Ему представляется-то, что он за делом бежит; торопится, бедный, людей не узнает, ему мерещится, что его манит некто; а придет на место-то, ан пусто, нет ничего, мечта одна».

В фамусовском мире, как указывает В. Мильдон, вечность также является нормой, так как, согласно П. Чаадаеву, жизнь без исторического деяния — норма для России ( Мильдон В.И . Вершины русской драмы. С. 44–45). Однако уже в «Трех сестрах» все герои беспрестанно глядят на часы, следят за временем и говорят на «темпоральные» темы.

Ср. у Пушкина: «На свете счастья нет, но есть покой и воля». Вспомним также слова Кабановой, завершающие четвертое действие: «Что, сынок! Куда воля-то ведет!». И в том и в другом случае — неверие в счастье и в свободу , которую вынуждена заменить собой капризная и опасная воля .