Екатерина Глаголева - Повседневная жизнь европейских студентов от Средневековья до эпохи Просвещения

Обряд «крещения» новичков в Голландии отличался такой жестокостью, что в 1606 году Штаты своей властью запретили его проведение во Франекере.

Мартин Лютер одобрял обряды посвящения, считая их прологом к нелегкой студенческой жизни и подготовкой к грядущим испытаниям. Зато Эразма Роттердамского они возмущали. «Просто невероятно, что молодые люди, предающиеся изучению вольных искусств, могут до такой степени впадать в безумие, но еще более невероятно, что наставники молодежи одобряют это беспутство. Глупость, низость и жестокость прикрывают именем традиции, словно пагубная традиция не может быть укоренившимся заблуждением, которое следует истреблять с тем большим усердием, чем более широкое распространение оно получило».

Однако зло пустило корни слишком глубоко: бывшие «желторотики», пережившие побои и унижения, стремились отыграться на тех, кто приходил им на смену, и начиналась цепная реакция.

«Физически сильные мальчики тиранят тех, кто послабее, требуя от них выполнения самой черной и недостойной работы, вплоть до чистки обуви, — рассказывает леди Крейвен о порядках, царивших в Итоне в конце XVIII века. — Им позволяют обманывать друг друга, и самый ушлый пользуется наибольшим уважением. Да, в наших школах поощряют дружбу, но это дружба между ворами. Школьника будут бить, если у него не сыщется друга-защитника. Одним словом, там насаждается полнейший эгоизм».

Руководство университета в Кане в XV веке попробовало организовать студентов в братство наподобие монашеского ордена, чтобы положить конец этим отвратительным светским ритуалам. В Авиньоне тоже существовало братство студентов под покровительством святого Себастьяна с резиденцией в часовне Панисс; его глава назывался приором или ректором. Сначала оно состояло из студентов юридического факультета, потом к нему примкнули медики и богословы. Но всё это внешнее благочестие никак не повлияло на «светские» традиции.

В середине XVII века зародилась мода на студенческие общества, отличные от землячеств. Веком позже она захлестнула немецкие университеты. В одном лишь Гёттингене в шестидесятые годы XVIII столетия существовало около дюжины таких обществ, в названиях которых отражались проповедуемые ими идеалы: «Добродетель и Дружба», «Согласие и Искренность», «Согласие и Молчание», «За Родину и братскую любовь», «Надежда», «Невинность» и т. д. Названия часто были латинскими. Эти общества были скопированы с масонских лож со всей их иерархией, тайными ритуалами и разветвленной структурой («материнская ложа» контролировала «дочерние»). Вместе с тем студенческим объединениям были свойственны порочные черты общества в целом с его сословными предрассудками. Например, в 1747 году в Гёттингене появился орден Мопсов, высоко ценившийся аристократией, а какое-то время там же существовал орден лакеев, объединявший слуг студентов из благородного сословия, который, естественно, отличался от ассоциаций студиозусов из числа буржуазии.

Конечно, у каждого из этих объединений были свои обычаи и собственный кодекс чести, но все они одинаково подчинялись власти «старших», которые тиранили новичков, то есть «дедовщина» цвела там махровым цветом. Та же картина наблюдалась в студенческих землячествах. Даже если в уставах провозглашался принцип дружбы, эти объединения воспроизводили модель общества времен абсолютизма, подражая образу жизни аристократии. Там пили до потери пульса и при малейшем намеке на оскорбление хватались за шпагу, порой с трагическими последствиями. Прямую противоположность этим буйным обществам являло собой гёттингенское объединение поэтов — Союз Рощи (1772–1774), члены которого придерживались высоких нравственных идеалов и провозглашали культ природы. «Питомцы муз» нарочито отвергали нравы, царившие в студенческих землячествах, насаждая учтивые формы общения и дух истинной дружбы. По сословному составу этот союз из четырнадцати членов был неоднороден, но в нем впервые применялись революционные принципы равенства и братства, а личные качества ставились выше социального происхождения.

Сообщества иностранных студентов. — Национальный состав «наций». — Ксенофобия. — Взаимовыручка

Университеты сразу стали открытыми для иностранцев. Иноземные студенты, составлявшие солидный процент от общего количества учащихся, предпочитали не растворяться в общей массе, а держаться друг друга, образовывая землячества, основанные на принципах взаимопомощи. В Болонье, например, чтобы поступить в университет, достаточно было вступить в землячество.

Со второй половины XII века землячества стали называть «нациями»; этот термин упоминается в булле папы Гонория III от 1222 года. У каждой «нации» было свое самоуправление: во главе ее стоял избиравшийся ежегодно прокурор (прокуратор), в задачу которого входило отстаивать имущественные и финансовые интересы землячества. Чересчур многочисленные «нации» подразделялись на несколько секций. Каждая «нация» служила мессу в особой часовне.

К 1249 году на факультете искусств Парижского университета сложились четыре «нации»: «Франция», «Англия», «Нормандия» и «Пикардия», каждая со своим прокуратором и набором прав. Студенты, чтобы обозначить принадлежность к землячеству, прикалывали к одежде ленту определенного цвета, ибо между «нациями» существовало острое соперничество.

Во «Францию» входили, помимо собственно французов, студенты из Испании и Италии. К «Англии» причисляли также школяров из Германии, Шотландии, Скандинавии и славянских стран. После Столетней войны ее переименовали в «Германию». (Поляк Николай Коперник, поступив в 1496 году в Болонский университет, записался в «германскую нацию». Членство в ней, открытое для немецкоязычных студентов, считалось престижным.) «Нормандию» образовывали в основном учащиеся из Руанской епархии, то есть из герцогства Нормандия. «Пикардия» была, наверное, самой пестрой по этническому составу: в нее входили романоязычные уроженцы епархий Бове, Нойона, Амьена, Лана и Арраса; выходцы из Теруана, Камбре и Турне, где говорили как на романских, так и на германских языках; студенты из Фландрии и Голландии.

В Оксфорде «наций» было две: «Север», включая шотландцев, и «Юг», включая ирландцев и валлийцев.

В Орлеанском университете было аж десять «наций», из них самые крупные — «французская», «пикардийская» и «германская». В Лейпциге к трем основным «нациям» — «Саксония», «Бавария» и «Польша» — примыкала отдельная «нация Мейсена» для уроженцев этого города.

В Пражском университете тоже было четыре «нации»: «Богемия», «Бавария», «Польша» и «Саксония». В первую входили выходцы из Богемии, Моравии, южные славяне и венгры, во вторую — австрийцы, швабы, уроженцы Франконии и Рейнских провинций, в третью — силезцы, поляки, русские, в четвертую — жители Мейсенского маркграфства, Тюрингии, Верхней и Нижней Саксонии, Дании и Швеции. Собственно чехи составляли 16–20 процентов от всех студентов. Во время Великого западного раскола «Богемия» приняла сторону короля Вацлава IV (1363–1419) и поддержала решения Пизанского собора 1409 года, остальные «нации» были на стороне папы Григория XII. Тогда 18 января 1409 года король издал Кутногорский декрет, изменив устав университета: магистры из «Богемии» получали три голоса, а остальные «нации» — по одному (раньше у каждой «нации» был один голос). В знак протеста против королевского произвола иностранные (преимущественно германские) профессора и студенты покинули университет. До 1408 года там было примерно 200 докторов и магистров, 500 бакалавров и 30 тысяч студентов; теперь же от пяти до 20 тысяч студентов и 46 профессоров ушли в Лейпциг. Осенью 1409 года ректором университета, ставшего преимущественно чешским, избрали декана богословского факультета Яна Гуса (1371–1415), обличителя недостатков католицизма и одного из основоположников чешского литературного языка. (В 1415 году Констанцский собор приговорил его, к тому времени дважды отлученного от Церкви, к сожжению на костре.)