Светлана Адоньева - Традиция, трансгрессия, компромисc. Миры русской деревенской женщины

Представление о жизни как о пути, на котором родители (особенно матери) проводники, а потеря – начало поиска веры, – общие места автобиографических рассказов, которые мы слышали в процессе полевой работы. Мифологические представления и ностальгия в рассказе Любови Владимировны уравновешены признанием того, что отношения между матерью и дочерью полны трудностей и что передача мудрости, хоть она теперь и желанна, все же не состоялась должным образом.

Наблюдая религиозную жизнь Потьмы, мы заметили, что посредниками и наставниками в ней для младших женщин служат не только матери, но вообще – старые женщины; они же обладают неоспоримым авторитетом в духовных вопросах для всего сообщества. На сороковой день после смерти односельчанина «матерью-наставницей» для вдовы и осиротевшей дочери стала пожилая женщина, не являвшаяся им родственницей. Сороковины считаются особенно эмоционально нагруженными, и поэтому руководство в них особенно важно. Как объяснила Любовь Владимировна и как это свойственно народной вере во всех русских деревнях, в первые дни после смерти душа покойного пребывает около дома; потом она отправляется в путешествие на небеса и в ад, чтобы увидеть, что ждет ее в будущем, в зависимости от степени греховности. На сороковой день душа наконец покидает пределы земли и летит на небеса, где ангелы представляют ее Богу. Там ее судят по ее земным делам, а также по молитвам и благодеяниям живых, которые они производили в течение сорока дней в память о покойном. Число сорок опирается на евангельскую историю: Христос вознесся к Богу на сороковой день после Воскресения. Действия участвующих в сороковинах помогают благополучному путешествию души, облегчают исполненный трудностей переход и обеспечивают водворение души на небесах. В течение сорокадневного срока стакан воды (или водки) с ложкой стоит в доме у покойного; говорят, что покойный пьет из этого стакана с помощью ложки. На сороковой день член семьи умершего должен прочитать «Трисвятое» («Святый Боже», «Слава» и «Отче наш»), поклониться три раза и вылить остаток жидкости из стакана на передний угол дома снаружи, символически разрывая узы, привязывавшие покойного к этому миру.

Ритуал, который мы описываем, обладает некоторыми специфическими особенностями: эти отличия могут быть вызваны определенными потребностями семьи, а также представлениями и чутьем духовного лидера. В конце ритуала сороковин все участники вышли из дома «проводить душу» и встали лицом к улице, женщины пели молитвы. Вдова была слишком слаба и погружена в скорбь, чтобы самой выливать воду на дом, а ее дочь не знала, как это делать, поэтому не связанная с ними родственными отношениями односельчанка, Мария Михайловна Е., 1933 года рождения, которую семья попросила вести поминальную службу, сделала это вместе с дочерью. Стоя у переднего угла дома, она произнесла троекратно: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас», – пока дочь приближалась к углу. Дочь встала на колени. Затем Мария Михайловна произнесла молитву – сначала она обратилась к Господу Иисусу Христу, прося, чтобы молитвы дошли до Господа Бога, и к Богу Вседержителю, чтобы тот простил им все прегрешения. Потом она обратилась к покойному от своего имени, называя его «дорогой мой Сёмка», и поторопила его двинуться в путь, а также попросила его простить и помиловать их. Затем Мария Михайловна крестообразно выплеснула воду из стакана на угол, который соответствовал красному углу внутри дома, дважды повторив «Во имя Отца, Сына и Святого Духа, аминь» и «Аминь, аминь, дорогой мой», крестясь и кланяясь. После этого она обратилась к покойному от лица дочери, со слезами в голосе: «Прости меня, папонька родимый, Царствие небесное!» И наконец, уже другим, деловым голосом она сказала дочери: «Ну вот, дорогая моя, вот и папонька твой, вот и достаточно, уже сороковой день».

Во время этой короткой церемонии дочь никак не выражала своих чувств и не совершала никаких жестов, кроме коротких поклонов, когда Мария Михайловна произносила «Аминь». Лицо ее выглядело бесстрастным. Мария Михайловна тоже удалилась с видом человека, выполнившего свою работу. Эмоции проявились только тогда, когда Мария Михайловна обращалась к покойному от лица дочери – женщины, которые берут на себя роль духовных лидеров, исполняют нередко роль причетницы для семьи покойного, иногда буквально выступая от их имени, выражая за них их мысли и чувства. У Марии Михайловны был большой опыт – и горя, и религиозной деятельности: она происходила из семьи церковного причетника, первый муж ее повесился, дочь и зять погибли в автокатастрофе, а сын и невестка – в другой автокатастрофе тремя годами позже. Она была опытным руководителем похоронных церемоний, вовлеченность в духовные практики стала частью ее идентичности. Как заметили о ней другие женщины, также исполняющие роли духовного руководства, она всегда носит черное, даже когда в этом нет никакой необходимости, – как будто хочет продемонстрировать свое духовное главенство.

На примере деятельности Марии Михайловны в качестве организатора церемонии видно, что посредничество не всегда предполагает обучение. Во время исполнения ритуала Мария Михайловна не призывала дочь покойного к участию в нем. Тем не менее дочь прошла всю церемонию как инициируемая и вышла из нее посвященной в новый статус – сироты. Ее пассивность предполагает, что она исполняла роль покорного новичка, личность которого обесценивается перед вступлением в новый статус [Turner 1969]. Мария Михайловна наставляет ее кратко и лаконично: «Ну вот, дорогая моя, вот и папонька твой, вот и достаточно, уже сороковой день», то есть нельзя более горевать и плакать. В этом отношении сороковой день, помимо его места в мифе о вступлении покойного в посмертную жизнь, имеет терапевтическое значение для живых. Это – завершение лиминальной фазы ритуала и для души покойного, и для живых. Живые убирают символы связи с покойным (пищу и воду) из жилого пространства и в новом качестве возвращаются к своей обычной жизни.

Сиротство не обязательно требовало траурной одежды, но статус осиротевших предполагал, тем не менее, особые свадебные и похоронные причитания и песни. Вдовы же меняют и одежду, и поведение, в некоторых случаях навсегда, в некоторых – на определенный срок. Сообщество диктует длительность траура и модель поведения, как это видно из интервью, взятого в Архангельской области. Фольклорист и информантка обсуждали возможность собрать местных «бабушек» для совместного пения. Нина Осиповна Б., 1936 года рождения, сказала об одной из них:

– Она, может, и не будет, у нее сын недавно скончался, дак от. Она, может, и петь-то… Но она поет хорошо…