Дмитрий Новокшонов - Речь против языка

Однако речь наша ограничена в двух отношениях: в пространстве и во времени. Эти ограничения могут быть преодолены письменностью. Если ты учишься в школе, у тебя вышли деньги, и надо, чтобы тебе выслали денег, – ты должен написать домой, поскольку родственники не могут услышать твой голос, то есть, ты должен прибегнуть к помощи письма. Еще пример. Ты купил часы. Часовой магазин гарантирует исправную работу механизма и бесплатный ремонт в случае его поломки в течение года. В удостоверение этого выдается гарантия, то есть опять-таки письменный текст.

В большинстве случаев назначение письменного текста – сообщить что-либо на расстоянии, и для потомков такие тексты могут сохраниться лишь случайно. Бывают, однако, и тексты, основной целью которых является передача чего-либо потомкам. Возьмем, например, философов или поэтов. Первые облекают свои мысли в письменную форму, вторые выражают свои чувства в стихах и песнях. Они предназначают свои сочинения не только для современников, но надеются и через столетия быть понятыми еще большим количеством людей.

Вообще говоря, письмо – это лишь заменитель языка, это запись устной речи. Поэтому обычно письменный язык в известной мере совпадает с устной речью. Это верно, но такое совпадение не может быть совершенным: ведь процесс говорения идет одновременно с процессом мышления, в то время как письменный язык фиксирует уже обдуманное. Письменный язык поэтому отличается большей стройностью.

Почти полностью совпадает с обычным разговорным языком язык пьес: если этого нет, пьеса хорошей быть не может. Дальше всего от устной речи отстоит язык научно-публицистических текстов. Последние не могут быть такими легкими и вольными, как обыкновенная устная речь. В силу тесной связи, существующей, как мы говорили, между устной речью и письменным языком, оба эти аспекта языка обозначаются во многих языках одним и тем же словом, например, словом language в английском языке. Лишь при необходимости указать на различия между устным и письменным языком к этому слову прибавляют еще определение: «устный» или же «письменный» язык.

В китайском языке этого нет: в нем всегда различали «устный язык» 語 юй и «письмо» 文 вэнь» (примеч. cmxlii).

Примером понимания на китайский лад слова как понятийного знака (греч. ἱερογλύφος, священная черта) дают преображения римского сокращения SPQR в языках образованных рабов и малограмотных господ [629]. Греки переосмыслили его в своих романах как Спарта (Σπάρτη), в современном русском языке оно живет в словах «спор», «споры» и «сбор» (примеч. cmxliii), а в языке англосаксов дало название развлечения для джентльменов [630]«спорт» (sport).

За полвека после выхода книжки Люй Шусяна в китайском ученом языке тоже произошли значительные изменения, отразившие шизофреническое разделение речи и языка. Поэтому выводы, вытекающие из рассказанного в этой книжке, не относятся только к погибающему языку великороссов.

Ответственным государственным лицам необходимо материализовать во всех ветвях государственной власти завет Конфуция об исправлении имен. Пожелание Николая II и завет

В.И. Ульянова-Ленина об очистке русского языка необходимо исполнить. Человечество, люди должны узнать правду о своих ошибках, порожденных речью, откусившей у языка отцов хвост.

Для поучительной проработки приведенных примеров и изрядного овладения способами мета(пара)научной рефлексии (лингвопсихистики-психолингвистики) необходимы словари древнегреческого, латинского, английского и реже французского и немецкого языков. Целью упражнений является перевод отрывков с психолингвистического арго на русский литературный язык, понятный выпускнику самой средней среднеобразовательной школы.

ИЗ СТАТЬИ «ПСИХОЛИНГВИСТИКА» В ВИКИПЕДИИ

Патопсихолингвистика изучает патологические отклонения в формировании и протекании речевых процессов в условиях несформированности или распада личности. К речевой патологии относятся: 1) нарушения процессов, обусловленных действием высших психических функций (при психопатиях и акцентуациях); 2) речевые нарушения, вызванные локальными поражениями мозга (моторная и сенсорная афазия); 3) речевые нарушения, связанные с дисфункцией сенсорных систем (например, речь слепых, глухих и глухонемых); 4) нарушения, связанные с умственной отсталостью; 5) нарушения речи, связанные с затруднениями в реализации моторной программы (заикание, дисфония, брадилалия, тахилалия, дислалия, ринолалия, дизартрия).

В рамках патопсихолингвистики можно выделить психиатрическую лингвистику. Выявленные и описанные на материале нормы (художественные тексты) и патологии (реальная речь психических больных) словари акцентуированных личностей могут внести большой вклад в построение личностных тезаурусов. В отличие от общеязыкового тезауруса тезаурус языка акцентуированной личности организован по правилам, определяемым искаженной картиной мира, существующей в сознании акцентуированной личности. На основании эмоционально-смысловой доминанты текста можно говорить о картинах мира «светлых» (паранойяльных), «темных» (эпилептоидных), «печальных» (депрессивных), «веселых» (маниакальных) и «красивых» (истероидных). При этом речь идет не столько об индивидуальном сознании автора, сколько об общих закономерностях проявления акцентуированного сознания в языке и речи. В этой своей части психолингвистика близка психиатрическому литературоведению и патографии литературного творчества.

ИЗ ПСИХОЛИНГВИСТИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ «СЛОВО В ЛЕКСИКОНЕ ЧЕЛОВЕКА» А.А. ЗАЛЕВСКОЙ (примеч. cmxliv)

Признание ассоциативной природы любых проявлений того, что принято называть значением слова, ведет к трактовке значения как процесса соотнесения идентифицируемой словоформы с некоторой совокупностью единиц глубинного яруса лексикона, отражающей многогранный опыт взаимодействий индивида с окружающим его миром. Отсюда слово в лексиконе человека представляет собой результат, продукт такого соотношения. Подобная трактовка специфики обсуждаемых явлений с позиций носителя лексикона хорошо согласуется с мнением о том, что слово имеет значение не само по себе, а только в силу того, что оно возбуждает определенные психические образы в сознании индивида.

На важность исследования значения как процесса неоднократно указывает А.А. Леонтьев. Вслед за Л.С. Выготским А.А. Леонтьев (1971, с. 10–11; примеч. cmxlv) подчеркивает, что «значение как психологический феномен есть не вещь, но процесс, не система или совокупность вещей, но динамическая иерархия процессов»; поскольку же, по Выготскому, «значение есть путь от мысли к слову», психологическую структуру значения следует искать «во внутренней структуре иерархии процессов психофизиологического порождения речевого высказывания» [632]. Использование такого подхода привело в работе Залевской (1977; примеч. cmxlvi) к трактовке лексикона как системы кодов и кодовых переходов и к гипотезе многоярусной структуры лексикона, а также к предположению, что глубинный ярус должен включать ряд подъярусов, отражающих продукты разных этапов процессов дифференцирования и генерализации (см. выше гл. 2). Теперь наше внимание будет сконцентрировано на иной стороне той же проблемы – на процессах соотнесения единиц поверхностного уровня с единицами глубинного яруса лексикона как условия осознания идентифицируемых индивидов слов (подробно этот вопрос обсуждался в публикации Залевской (1981; примеч. cmxlvii)).