Василий Молодяков - Шарль Моррас и «Action française» против Германии: от кайзера до Гитлера

«Толстый Леон» призвал лишить французского подданства всех недавно натурализовавшихся выходцев из Германии и Австро-Венгрии как потенциальных предателей [135] См. также: Alfred Kupferman. Le rôle de Léon Daudet et de l'Action française dans la contre-offensive morale, 1915–1918 // Études maurrassiennes. 2. Aix-en-Provence, 1973. . «Арестовывать их, когда они предали, мало. Надо лишить их возможности предавать» (MCV, II, 106–107). В первые же дни войны Моррас призвал патриотов четко выполнять указания властей и не осложнять их работу чрезмерной «бдительностью» (MCV, I, 17–18), но спрос на «Предвоенное» резко превысил предвоенный: в общей сложности было продано более 100 тысяч экземпляров.

В адрес Доде хлынул поток информации о «шпионах» и «предателях», в которой правда мешалась с фантазиями и клеветой. «Изданием “Предвоенного”, – вспоминал автор, – я привлек внимание мира полиции, разделенного, как я позже понял, на два противоположных течения, подобно миру политики, – патриотическое и прогерманское, но с преобладанием первого, количественным и качественным» (LDН, 94). Руководство МВД чинило всякие препятствия «Action française», но полицейские, рискуя карьерой, тайно информировали Доде, как и друзья в военных кругах. При этом он избегал двойных агентов, даже предлагавших интересные сведения: «Неудобства казались мне важнее преимуществ, и я взял за правило никогда более не принимать их и не отвечать на их письма. Это сужало поле зрения, но избавляло от опасных ловушек» (LDD, 71).

Социалист Марсель Семба прозвал Доде «королевским прокурором» (LDS, 320). Уважавший Семба, который казался ему «Овидием среди скифов» левого лагеря (LDP, 66), «толстый Леон» принял прозвище, повторяя, что «стал бы хорошим министром внутренних дел, если бы выпал случай» (LDН, 132). Моррас предложил его на этот пост в конце октября 1915 г. при очередной смене кабинета (MCV, III, 159). Как говорится, шутка, в которой есть доля шутки.

Случай не выпал, но с января 1915 г. (стабилизация фронта) по конец ноября 1917 г. (создание кабинета Клемансо) на основании представленных им данных власти арестовали 43 шпиона. Доде утверждал, что таковых было бы намного больше, если бы с марта 1914 г. по август 1917 г. – в кабинетах «пофигистов» Рене Вивиани и Бриана и ветерана-республиканца Александра Рибо – пост министра внутренних дел бессменно не занимал Луи-Жан Мальви, «представитель Кайо в правительстве» (LDН, 198). Однако первой мишенью новой кампании «Action française» стали не они, а председатель военной комиссии Сената Жорж Клемансо – тот самый будущий «отец победы».

Кампанию начал Моррас, считавший сенатора заклятым врагом еще с «дела Дрейфуса». Возглавив в 1906 г. кабинет, Клемансо сделал дрейфусара Пикара военным министром, чем вызвал негодование противников и смущение сторонников, а Кайо – министром финансов. Три года пребывания «Тигра» у власти Моррас считал особенно губительными для безопасности Франции с точки зрения как финансовой, так и военной политики: Кайо урезал ассигнования на оборону, Пикар безропотно соглашался. К началу войны Пикар умер и был забыт, а Клемансо вернулся к амплуа вечного оппозиционера.

«В условиях войны несогласие и измена плохо отличимы друг от друга», – заметил биограф Кайо [136] Alfred Fabre-Luce. Caillaux. Paris, 1933. P. 125. . «Вред, как и польза, который может принести пресса во время войны, практически безграничен», – добавил Доде (LDН, 117). L'AF призвала печать к строгой цензуре и самоцензуре, причем не только в новостях. Моррас осудил Клемансо за использование в своей газете «Homme libre» выражений вроде «беспорядочное бегство» применительно к французской армии: «По какому праву Клемансо произносит такие слова? По какому праву он позволяет их произносить?» (MCV, I, 57–59). «Вражеская пресса радостно перепечатывала его ядовитые филиппики», – напомнил Кайо, ставший злейшим врагом премьера, под началом которого некогда служил [137] Caillaux J. Mes mémoirs. Vol. III. P. 185. .

L'AF обвинила Клемансо в подрыве морального духа и выбалтывании военных тайн под видом гласности. «Профессия журналиста и свобода, с которой ему позволено, несмотря на осадное положение, бесконтрольно разглашать всё, что ему известно как государственному человеку (сенатору. – В. М. ), делают Клемансо бесспорно опасным для общества», – заявил Моррас (MCV, I, 89–93). Так много и так жестко он в первые два года войны персонально не писал ни о ком, за исключением анархиста Гюстава Эрве, объявившего себя патриотом и «защитником республики». В конце сентября 1914 г. власти на восемь дней запретили «Homme libre» («Свободный человек»). Клемансо возобновил газету под названием «Homme enchaîné», т. е. «Скованный человек». Моррас прозвал ее «Недостаточно скованный человек», затем «Совершенно раскованный человек», когда сенатор-редактор игнорировал предписания цензуры.

Следующей мишенью должен был стать Кайо. Не входя в кабинет министров, он сохранял влияние в парламенте, где после майских выборов 1914 г. доминировали радикал-социалисты. По возрасту не подлежавший призыву, экс-премьер с началом вой ны поступил на службу в качестве военного финансиста, а затем с разрешения правительства несколько раз ездил за границу. Получивший от националистов «черную метку» как «человек Берлина», Кайо воздерживался от публичных выступлений, но был сторонником скорейшего окончания войны – путем компромисса, но не капитуляции, связывая с этим надежды на возвращение к власти. Его идеи походили на будущий «мир без аннексий и контрибуций».

В конце октября 1914 г. внимание L'AF привлекли хвалебные отзывы германской и австрийской печати о Кайо как «мудром» политике, «невиновном» в развязывании войны: они основывались на документах МИД Бельгии, захваченных немцами в Брюсселе. Вражеские газеты публиковали слухи о его конфликтах с французскими властями и о контактах с эмиссарами противника во время заграничных вояжей. Источником слухов Кайо считал своих оппонентов, тем более националистическая печать охотно повторяла их. «Две прессы играли в теннис: мячик летал туда-сюда над окопами» [138] Caillaux J. Devant l'histoire. Mes prisons. P. 141. .

14 марта 1915 г. Кайо напомнил о себе открытым письмом к избирателям своего округа, в котором опроверг утверждения о поисках сепаратного мира и обвинил противников в подрыве «священного союза». «Удовлетворяя свою злобу, националисты служили Германии, – парировал он. – Заставляя поверить, что один из ведущих французских политиков стремится к сепаратному миру ценой уступок, они убеждали немцев в трудности положения Франции. Это укрепляло моральный дух врага и поддерживало его» [139] Ibid. P. 136. . Три дня спустя Моррас отреагировал статьей «Возвращение Кайо», отметив, что письмо экс-премьера появилось в канун годовщины убийства Кальметта.