Арчи Браун - Типы лидеров. Определить, найти подход, добиться своего

Миф может содержать долю правды, но тем не менее быть в высшей степени недостоверным. Некоторые из тех, кого считали сильными лидерами, действительно обладали огромной властью — Гитлер, Сталин, Мао Цзэдун, Ким Ир Сен или Саддам Хусейн. В этом смысле они были сильными лидерами. Мифической является упорно продвигавшаяся этими лидерами и их пропагандистами мысль о том, что каждый из них был уникально мудр, талантлив и прозорлив. Многие тоталитарные и авторитарные режимы не жалеют ресурсов для внедрения в сознание своих народов мысли о том, насколько им повезло иметь таких великих руководителей. В отсутствие альтернативных источников информации и критики историям, которые рассказывает режим, могут на какое-то время поверить, как, собственно, и происходит достаточно часто. Частью фальсификацией является также идея о том, что концентрация огромной власти в руках одного вождя была великим благом для страны. В действительности их тиранство приводило к катастрофическим последствиям.

Существует качественное различие между возможностями даже самого властолюбивого и самонадеянного лидера демократической страны и теми, которые есть у лидера авторитарного или тоталитарного режима. В условиях демократии, несмотря на любые старания лидера доминировать в политическом процессе, он, и что еще более существенно, его партия в конечном итоге ответственны перед электоратом. Тем не менее из рассмотрения лидерства в условиях и демократии, и авторитаризма следует ряд важных уроков и предостережений [1108]. Идея того, что лидеру виднее, а поэтому он обладает правом сосредоточить в своих руках непомерно большую часть исполнительной власти, существует не только в диктаторских режимах. А из предшествующих глав можно было заключить, что авторитарные системы не столь опасны на международной арене и преступны на родине, когда представляют собой в большей степени олигархию, а не самовластие.

Культ лидера, появившийся в фашистских и во многих (но не во всех) коммунистических государствах, наносил огромный ущерб. Но и в демократических странах налицо некоторые отзвуки того, что в нацистской Германии называлось «Fuehrerprinzip» (принцип вождя), а в Советском Союзе — единоначалием. Мы можем встретить их у политиков и политических обозревателей, которые хотели бы наделить большей властью высшее должностное лицо страны и предпочли бы заменить коллективное руководство на местах более персонифицированным. И в нацистской Германии, и в Советском Союзе (особенно при Сталине) принцип «большого босса» относился не только к фюреру или вождю на самой вершине. Он пронизывал всю властную иерархию сверху вниз, и мелкие гитлеры и сталины на региональном и местном уровнях могли оправдывать свой произвол тем, что начальник всегда один (и это всегда были именно начальники, а не начальницы). После смерти Сталина возникла и особенно подчеркивалась необходимость уравновесить единоначалие коллегиальностью [1109].

В условиях политического строя высокой степени авторитаризма у лидера, желающего провести радикальные реформы, есть основания пренебречь партийной организацией, которые отсутствуют у партийного лидера в условиях демократии. Поскольку сама эта партия обычно захватывает бразды правления насильственным путем, монополизирует и удерживает власть в собственных руках, поощряя конформизм и карая оппозицию (вплоть до сметной казни или в лучшем случае длительных тюремных сроков), она не обладает убедительными доказательствами своего морального или демократически подтвержденного права на руководство. Поэтому обязанности придерживаться норм системы не следовали ни Горбачев в своих попытках либерализации и демократизации политического строя Советского Союза, ни Дэн Сяопин в своем стремлении к переводу экономики Китая на рыночный путь развития. Исходя из соображений политического благоразумия, они оставались в рамках существующей системы ровно настолько, насколько это было нужно для проведения изменений, а случае Дэна — и в большей степени.

Как признавали даже его будущие враги, под председательством Горбачева в политбюро появилось больше пространства для свободной дискуссии и даже для открытой критики, чем при его предшественниках. Политбюро избрало Горбачева своим руководителем, не имея представления о его будущем политическом курсе. В то время это означало, что он автоматически становится лидером страны. До проведения качественной реформы системы у той же группы товарищей оставалась возможность сместить его и с одного, и с другого поста. Таким образом, здравый смысл диктовал Горбачеву необходимость использовать всю свою силу убеждения, чтобы увлекать за собой более консервативных коллег, а при невозможности достичь этого — совершать тактические отступления. С момента, когда в марте 1990 года в Советском Союзе был введен институт президентства, Горбачев стал все чаще пренебрегать мнением политбюро, что вызывало ярость остальных его членов. К тому моменту политбюро уже не являлось функциональным эквивалентом кабинета министров такой страны, как, например, Великобритания. Это был просто высший политический комитет стремительно теряющей поддержку Коммунистической партии, уже не являющийся средоточием власти в стране [1110].

В заключение стоит вновь упомянуть о нескольких значительных заблуждениях, составляющих основу мифа о сильном лидере. В парламентских демократиях налицо тенденция считать, что высший руководитель имеет большее значение, чем есть в действительности. Премьеру часто приписывают политические заслуги, достигнутые в основном усилиями других людей. Не менее часто считают достижением лидера партии и успех на выборах, хотя в действительности победа или поражение крайне редко бывают связаны с его или ее личностью. Еще более фундаментальной ошибкой было бы считать, что нам нужны лидеры, утверждающие свое политическое превосходство, пренебрегающие мнением коллег и принципами функционирования власти и в большей степени опирающиеся на тесный кружок лично преданных лиц, чем на свою политическую партию. Нельзя и невозможно считать признаком успешного лидера демократического правительства узурпацию власти, более свойственную отдельным министрам, и которая, при наличии противоречий с линией партии или правительства в целом, может выноситься на коллективное рассмотрение кабинетом министров. Лидеры, уверенные в том, что обладают правом на принятие личных решений в самых различных областях политики, и настойчиво пытающиеся реализовать подобную прерогативу, оказывают медвежью услугу и делу добросовестного государственного управления, и делу демократии. Они заслуживают не последователей, но критиков.