Альбер Шамдор - Саладин, благородный герой ислама

Саладин, овладев Сирией, не мог не заинтересоваться Старцем Горы. Каковы же были его намерения? Он имел повод быть им недовольным хотя бы из-за того, что чуть не погиб от руки подосланных Старцем убийц. Но он не мог открыто противостоять режиму, который обладал огромной мощью благодаря не столько числу верящих в него, сколько их фанатизму и слепому повиновению своему вождю. Ему нужно было действовать осторожно, не скупиться проявлять свое дружеское расположение, льстить старому шейху, признавая его духовную власть, но тем не менее не давать никаких обещаний. Некоторые хронисты утверждают, что он осадил Масьяф, продемонстрировав тем самым свою силу, и заставил подписать шейха Синана договор о дружбе. Другие утверждают, что после многократных тайных совещаний Саладин в обмен на неизвестно какие уступки стал покровителем ассассинов. Во всяком случае. Старец Горы и его сторонники больше никогда не беспокоили Саладина.

Осенью 1176 года Саладин вернулся в Египет, на время своего отсутствия поручив заботы по управлению Сирией своему брату Туран Шаху. Великий строитель (врач абд ал-Латиф, его приближенный, рассказывает нам, что он был сведущ в строительстве стен и рвов), Саладин продолжил в Каире свою политику созидания, начатую несколькими годами ранее. Могущество Айюбидов, основы которого он заложил, открыло новый этап в истории ислама, ознаменованный успехами в военной сфере и напряжением всех сил, с целью изгнать христиан из Святой Земли. Были созданы новые архитектурные формы и художественное оформление, упразднено куфигеское письмо в монументальной эпиграфике. И, наконец, в религиозном плане тоже достигли больших успехов: удалось ликвидировать шиитскую ересь и основать медресе, духовную школу, ставшую политическим институтом, «оплотом богословов», согласно выражению Ибн Ияса. Саладин, упрочивший свой режим благодаря открытию в Египте медресе, в котором преподавали безгранично преданные ему наставники, создал также ханака — монастырь для монахов молитвенного ордена. Мода на подобные монастыри была так велика, что эмиры Каира стремились превзойти друг друга в организации этих молитвенных мест. К тому же Саладин начал чеканить монеты со своим изображением. На них мы видим повелителя с тюрбаном на голове, анфас, сидящего на троне по-восточному, то есть со сложенными ногами. Эти монеты с Саладином чеканились не в Египте, а в Месопотамии.

Таким образом, в возрасте тридцати девяти лет Саладин начал свою блестящую карьеру в Каире, куда он прибыл никому неизвестным. Султан Сирии, султан Нубии, султан легендарного Йемена с его процветающими королевствами, которые ислам связывал с легендой о Соломоне и о царице Савской и где расцвели цивилизации, памятники которых едва изучены, основатель медресе и монастырей, имеющий при дворе аббасидского халифа Багдада постоянное посольство, он стал самым знаменитым деятелем ислама. Предвидел ли Саладин свое будущее в зале Дивана в каирской крепости, где он собирал свой совет и вершил правосудие, созерцая один из самых прекрасных видов Египта со столицей и древними мечетями, с долиной Нила и плодородными землями, которые он орошает, и богатство этой земли и это небо, где отблески света играют, переливаясь бесконечным множеством оттенков?

Бодуэн IV Прокаженный никогда не терял из виду Египет. Он хотел создать в этой плодородной долине Нила, источнике богатых урожаев и огромных доходов, франкское государство, которое являлось бы естественным продолжением Иерусалимского королевства. Могущественный феодал, Филипп, граф Фландрии, не так давно прибывший на Святую Землю со значительным числом рыцарей, сумел поднять воинский дух среди королевского окружения, заставив его вспомнить о великолепии каирских базаров. Но, к сожалению, хоть Филипп и желал сражаться против мусульман, он выдвинул со своей стороны драконовские условия за участие в походе на Египет. Этот амбициозный государь по большей части воевал ради собственной выгоды. Бодуэн IV вовсе не заблуждался насчет его рвения. Император Византии пообещал иерусалимскому королю свою помощь. Итак, он сообщил ему о посылаемом им посольстве, чтобы окончательно договориться о разделе долины Нила, перед тем как осуществить ее завоевание. Мануил Комнин отправил в Иерусалим своих представителей вместе с огромной эскадрой, груженной военным снаряжением и войсками, которая бросила якорь возле Акры. Но надеждам иерусалимского короля не суждено было сбыться, ибо переговоры ни к чему не привели. Хотя обе стороны были бы рады договориться, никто не хотел проявлять инициативу в том, что касалось самого завоевания Египта и его раздела. Щекотливый вопрос об управлении и зонах влияния не способствовал разрешению проблемы и, как всегда, государи, ответственные за христианскую политику на Ближнем Востоке, не смогли прийти к соглашению по поводу совместных действий, так как истинные намерения ведущих переговоры остались в тайне. В конце концов греки Мануила Комнина покинули Иерусалим, а их великолепная армада взяла курс на Византию. Что касается вспыльчивого графа Фландрии, так жаждавшего сразиться с мусульманами, он без обиняков заявил иерусалимскому королю, что опасается за своих людей из-за разливов Нила, жаркого солнца и отсутствия мяса. «Он думал, — с издевкой пишет Гйльом Тирский, — что было бы греховно и недостойно привести своих людей в земли, где они могли умереть от голода». Эти разногласия между христианами, разногласия, которые ясно показали крайнюю слабость королевской власти, будут иметь трагические последствия.

Граф Фландрии возместил себе убытки, отправившись вместе с сотней тамплиеров и двумя тысячами рыцарей грабить плодородные долины на севере Сирии. Узнав об этом новом вторжении франков на мусульманские земли, Саладин оставил Каир и в ноябре 1177 года прибыл в Палестину. Бодуэн IV, в спешке собрав пятьсот рыцарей, которые оставались у него для защиты королевства, примчался в Аскалон, «невесту Сирии», чтобы преградить захватчику дорогу, и укрылся там, ожидая помощи от Одона де Сен-Амана и его тамплиеров, а также от Рено де Шатильона, князя Антиохии, известного нам из истории крестовых походов благодаря своему воинственному пылу и неразборчивости, блестящего авантюриста. Шестнадцать лет, которые он провел в тюрьмах Алеппо, сделали его еще более энергичным. Сын сеньора де Жьена, он приехал в Сирию еще тридцать лет назад в свите короля Людовика VII во время Второго крестового похода. Избранный правителем Антиохии за свою энергию и смелость, он превратил свой фьеф в грозный форпост христиан на мусульманских землях и высоко поднял престиж франков. Не довольствуясь убийством неверных и накоплением сокровищ в своих крепостях, он завоевал Кипр, законным государем которого являлся византийский император. Последний, выведенный из себя преступлениями кондотьера, пригрозил, что, если Кипр не будет ему возвращен, он объявит войну иерусалимскому королю. Вот такой это был рыцарь, без страха и совести, на чью долю выпало несчастье вовлечь латинское королевство в жуткую авантюру. Он несет перед историей тяжелую ответственность, несмотря на свои подвиги, навеки запечатленные в средневековой литературе.