Альбер Шамдор - Саладин, благородный герой ислама

Саладин завладел Газой, которая принадлежала тамплиерам, и оставил там гарнизон. И пока он вел свою армию в Иерусалим, в Каире наместник Египта снаряжал флот, чтобы блокировать Тир и преградить путь плывшим с Запада кораблям.

Итак, так же, как битва под Хамой обеспечила Саладину власть над Сирией, Хаттинская битва отдала ему Палестину. Если не считать грозный Крак де Шевалье и Маркаб, в руках христиан оставались только Иерусалим, Тир, Триполи и Антиохия. Все рухнуло за два месяца (Хаттин — 4 июля, Аскалон — 5 сентября). Франкское королевство было уничтожено. Ничто лучше не свидетельствует о плачевном состоянии христианства в Сирии в конце 1187 года, чем циркулярное письмо великого прецептора тамплиеров, адресованное его братьям на Западе, написанное после Хаттинской катастрофы: «Мы не можем найти подходящих слов, чтобы рассказать вам обо всех несчастьях, которые наши грехи навлекли на наши головы. Мусульмане, этот варварский народ, заполонивший всю землю, вынудили нас приблизиться к себе, чтобы освободить Тивериадский замок, осаждаемый этими неверными. Но наши войска были изрублены на куски. Тридцать тысяч воинов погибли в этот роковой день, король был пленен, Крест Господень попал в руки неверных. Сегодня Саладин — хозяин главных городов королевства».

В 16-й лунный день раджаба, в 583 году от хиджры, то есть 20 сентября 1187 года, спустя два с половиной месяца после Хаттина, Саладин появился под Иерусалимом, и вскоре Святой город был осквернен. Для мусульман это была незабываемая дата.

Защитников иерусалимской цитадели возглавлял Вальян II д’Ибелен. Прежде чем захватить город с помощью армии, Саладин предложил осажденным начать переговоры о капитуляции и о судьбе христианской общины. С большим тактом он пообещал Иерусалиму выгодные условия и обязался не обременять его поборами, как другие города неверных, которые он недавно завоевал во имя славы Аллаха. Он заявил, что довольствуется ничтожной суммой в тридцать тысяч золотых монет и не станет ущемлять права христиан, которые, после того как в город войдут мусульманские войска, решат остаться в Иерусалиме. Бароны и главы духовно-рыцарских орденов отказались от его предложений. Они хотели выиграть немного времени, поводить курда за нос в надежде, что какой-нибудь генуэзский флот не замедлит появиться у берегов Ливана с мужественными крестоносцами на борту. «Мы не можем уступить вам город, в котором умер наш Господь, — ответили они. — Тем более мы не можем вам его продать». Они изобразили себя оскорбленными, и Саладин пришел в ярость: «Вы проклянете ваше упрямство. Вскоре вы будете умолять меня о милосердии, но ваши дни будут сочтены. Я войду в Иерусалим, и тогда даже я не смогу помешать моим храбрым войнам обойтись с оставшимися в живых христианами так же, как вы сами обошлись с мусульманами, когда захватили Иерусалим в 492 году от хиджры. Вспомните, как вы зарезали семьдесят тысяч мусульман в Масджид ал-Акса. И вспомните, что в 398 году от хиджры фатимидский халиф Египта ал-Хаким приказал разрушить Гроб Господень и запретил черни разграблять все, что в нем хранилось: сокровища и другие предметы. Вспомните светлую субботу и отвратительные дела, которые предстали перед глазами мусульман, дела, которые не дозволено законом ни видеть, ни слышать». Хронисты эпохи рассказывали, что тогда в Иерусалиме было шестьдесят тысяч мужчин, способных сражаться. Секретарь Саладина Баха ад-Дин приводит цифру в шесть тысяч защитников. Как бы там ни было, Бальян II д’Ибелен сумел вдохнуть в каждого, несмотря на еще свежие воспоминания о стольких неудачах и общепризнанную бездарность военачальников христианского Востока, мужество, в котором все так нуждались в эти трудные дни. Он посвятил в рыцари многочисленных горожан, купцов, готовых защищать их рынки и их веру, чтобы победить или погибнуть в этой гигантской схватке, ставкой в которой был святой город и, может быть, даже будущее ислама и христианства. Чтобы выплатить жалование новобранцам, переплавили серебряные пластины, покрывавшие храм Гроба Господня. Правитель Иерусалима превратил древний город Давида в хорошо защищаемую крепость. Поэтому мусульмане и были удивлены, когда обнаружили столько воинов и рыцарей, суетящихся возле крепостных стен, которые их осадные машины постепенно превращали в груду щебня. Первая атака с северо-запада, между древними дамасскими воротами и башней Давида, потерпела неудачу. Осажденные проявили неожиданную активность. Они отбросили мусульман, подожгли их осадные машины, яростно бились заступами, когда под рукой не оказывалось другого оружия, ослепляя своих врагов песком или обливая их смолой, сжигали их заживо греческим огнем у подножия приставных лестниц. Не имея возможности провести главные силы своих войск через дамасские ворота, Саладин нашел более слабое место с северной стороны города, возле Иосафатских ворот, где он рассчитывал меньшими силами пробить брешь в одном из оборонительных сооружений, выходящем в долину Кедрон. Он собрал с этой стороны все имеющиеся в его распоряжении орудия и начал обстрел, пока его рабочие делали подкоп под фундамент иерусалимских укреплений. За два дня удалось сделать подкоп и обрушить укрепления в пятнадцать туазов. Осажденные пытались совершить вылазку из Иосафатских ворот, но она захлебнулась в крови. Они упорствовали, но понесли большие потери и вынуждены были отступить. Казалось, Иерусалиму пришел конец: народ бросился на колени пред алтарями, вокруг церквей шествовали религиозные процессии, участники которых шли босые и распевали псалмы. Женщины, смешивая суеверия с религиозными обрядами, окунали «своих дочерей по горло» в ушаты, полные холодной воды, пред Гробом Господним и стригли им волосы в надежде усмирить гнев Бога, чей святой город так долго оскверняли пороки его жителей. Проповедники напоминали своей пастве о том, что ее ждет, в случае, если Иерусалим попадет в руки мусульман. Пусть они вспомнят об условиях капитуляции, предложенной повелителем правоверных Омаром живущим в Сирии христианам, условиях, указанных в соглашении, которое было заключено в стародавнюю эпоху между различными христианскими общинами Востока и мусульманскими властями: «Мы, христиане, обязались не браться в наших городах за новое строительство церквей, капелл или келий для монахов, не восстанавливать никакое из зданий, находящихся в заселенных мусульманами кварталах, не запрещать мусульманам останавливаться в наших церквях, будь то днем или ночью, привечать у себя и кормить в течение трех дней мусульманских путников, проявлять уважение к мусульманам, уступая им места на наших собраниях, если они пожелают сесть, с целью походить на них не носить шапку кочевников, тюрбан, обувь и не разделять наши волосы на пробор, как это делают они. Мы не будем ездить в седле, говорить на их языке, опоясываться саблей, мы не будем высекать на наших печатях арабские буквы, мы не будем торговать вином. Мы не будем украшать наши церкви снаружи крестом, мы не будем выставлять напоказ ни наши кресты, ни наши книги на дорогах или на рынках, мы не будем шуметь в наших церквях с помощью трещоток. Мы не будем повышать голос, провожая наших покойников, мы не будем освещать похоронную процессию большим количеством факелов на улицах, которые часто посещаются мусульманами, а также на их рынках, и мы не будем хоронить своих мертвых рядом с их кладбищами. Мы не будем подсматривать за мусульманами в их жилищах». Таковы были условия, которые христиане обязались соблюдать при правоверных халифах, то есть при четырех первых халифах, наследовавших Мухаммаду, и мусульманские правоведы постоянно ссылались на эти соглашения до начала эпохи крестовых походов. Станут ли вновь христиане Востока париями в святом городе Иерусалиме? Пока к небу возносилась горячая молитва, и пока защитники готовились к последней атаке, Саладин пробивал бреши в крепостной стене. Иерусалим был в большой опасности, и, чтобы избежать его уничтожения, Вальян II решил возобновить переговоры. Тем более что православная греческая община составила заговор против римских христиан. Пока враг стоял у ворот, греки или мелкиты, которые всегда поддерживали с Саладином сердечные отношения и которые «пылали к латинянам смертельной ненавистью», как говорится в «Истории патриархов Александрии», открыто отмежевались от общего дела. Они даже вынашивали замысел с целью перебить франков, чтобы облегчить задачу Саладину. Вальян II д’Ибелен отправился в войско султана вместе с Ренье Наблусским и делегатами от тамплиеров и госпитальеров. Курд принял их с раздражением, упрекнул их в том, что они не захотели договориться с ним, чтобы не проливать кровь воинов, и пригрозил: «Посмотрите, стены Иерусалима рушатся! Мои солдаты вот-вот ворвутся в город! Я войду в Иерусалим с мечом в руке, и я очищу кровью христиан эти святые места, которые вы осквернили, напрасно убив здесь столько мусульман в 491 году от хиджры, когда вы впервые овладели городом». Бальян предложил от имени жителей сто тысяч динаров. Баха ад-Дин рассказывает, что в ответ Саладин заметил своему собеседнику, что его знамена развиваются уже возле Башни Давида и что нигде нет такого обычая — даровать почти захваченному городу почетные условия капитуляции. Прежде чем откланяться, правитель Иерусалима гордо ответил: «Не думайте, что в Иерусалиме не хватает защитников! Мы укрепим каждый городской квартал. У нас есть пять тысяч заложников. Они будут погибать от наших рук так же, как погибают наши жены и дети. Не будьте безжалостным: доведя нас до отчаяния, вы укрепите нашу решимость, и ужасные бесчинства породят еще большую жестокость. Мы не хотим, чтобы Иерусалим исчез в огне, также мы не хотим, чтобы самые красивые мусульманские мечети были навеки разрушены в злополучных сражениях. Что вы будете делать на руинах? Где вы еще найдете Куббат ас-Сахру, мечеть ал-Акса и столько других иерусалимских святынь, которым вы поклоняетесь и которые мы сохранили? Неужели вы полагаете, что нам пристало таким образом торговаться о судьбе города, который нам всем так дорог? Если Господь нынче откажет нам в победе, мы уверены тем не менее в том, что Он дарует нам славную смерть и прощение за все совершенные нами в этих местах кощунства». Хронисты сообщают, что Саладин, потрясенной этой жуткой картиной, попросил христианских представителей вернуться на следующий день, чтобы иметь возможность посоветоваться с правоведами. Последние постановили, что данное Саладином клятвенное обещание «войти в Иерусалим с мечом в руке» не может рассматриваться как нарушенное, если христиане сдадутся на милость победителя. И так как по своей природе султан не был жестоким и хотел уберечь Иерусалим от ужасов войны (в этом состояло его тайное желание), Саладин договорился с правителем Иерусалима о том, что религиозные общины могут купить свою свободу на следующих условиях: мужчины уплатят десять тирских динар, женщины — пять, дети — два. Для двадцати тысяч бедняков, которые не могут уплатить свой выкуп, была заранее определена общая цена в тридцать тысяч экю. Эти условия были подписаны в пятницу в 27-й лунный день раджаба в 583 году от хиджры. Мусульмане не преминули вспомнить предсказание, сделанное некогда поэтом Саладину: «Вы покорите Алеппо. Но в лунный день раджаба вы совершите более блестящее завоевание — завоевание Иерусалима». Это прославленное событие в анналах ислама было тем более расценено как доказательство покровительства Аллаха, ведь оно совпало с отмечаемым в этот же день праздником, приуроченным к чудесному путешествию, совершенному Мухаммадом из Мекки в Иерусалим за одну ночь, во время которого он увидел семь кругов ада и рая и Аллаха за семьюдесятью тысячами световых завес, разделенных каждая пятьюстами лет.