Альбер Шамдор - Саладин, благородный герой ислама

После трех дней яростных атак ему удалось проникнуть в нижний город. Увидев, что их зажали в верхнем городе, где они пытались укрыться, франки отправили к Саладину своего патриарха и коменданта, чтобы сдаться. Султан, чьи изможденные войска несли огромные потери во время отчаянной обороны христиан, согласился на почетную капитуляцию. Дата сдачи города была назначена на завтра. Но на следующий день по совету патриарха Иерусалима Рауля, который объявил им, что Ричард Львиное Сердце спешит им на помощь во главе пятидесяти кораблей, из которых пятнадцать были большие галеры, снаряженные в Бейруте, крестоносцы отказались открыть мусульманам ворота Яффы. Те снова приступили к штурму. Они разрушили башню. Через брешь они устремились в город. Но ненадолго. Их остановила огненная стена. Крестоносцы подожгли солому и сено, чтобы ослепить врага. Когда дым рассеялся, мусульманские войска обнаружили перед собой другую стену из пик, копий и мечей. Крестоносцы плечом к плечу ожидали удара. «Когда огненное облако рассеялось, — пишет Баха ад-Дин, — мы обнаружили стену из мечей, которая заменила рухнувшую стену и так хорошо закрыла брешь, что даже взгляд не мог проникнуть сквозь нее, и оставалось только дивиться неустрашимости франков, хладнокровию и стойкости их обороны». Храбрость христиан в этой битве была такова, что они даже не закрыли городские ворота, встав в них незыблемой стеной. Но помощь, на которую они надеялись, так и не пришла. В отчаянии они второй раз согласились капитулировать. Саладин потребовал, чтобы каждый всадник был выкуплен всадником, каждый пехотинец — пехотинцем. Кроме того, он обязал жителей Яффы выплатить контрибуцию. Осажденные, согласившись на эти условия, попросили Саладина приказать прекратить бой. «Я не могу остановить своих солдат, — ответил он им. — Если вы хотите спастись, запритесь в цитадели, иначе я не смогу гарантировать вам жизнь». И действительно, мамлюки, не зная, что защитники Яффы хотят капитулировать, распространились по городу, убивая всех, кто, к своему несчастью, оказался у них на пути. И чтобы уберечь франков от смерти, Саладин, верный своему слову, послал людей, на которых он мог положиться, чтобы защитить их от бесчинств своих же собственных солдат. Это великодушие по отношению к врагу рассердило большинство эмиров, отправивших своего представителя к Саладину, чтобы выразить ему свое разочарование и разочарование своих людей, незаконно лишенных сокровищ Яффы. Чтобы не вызвать неудовольствие армии, они отказались признать последние соглашения, касающиеся капитуляции города. Эмиры считали, что завладели крепостью с помощью оружия, и требовали собрать добычу, которая там находилась и которая принадлежала им по праву завоевания. Они знали, что мамлюки откажутся покинуть кварталы, не разграбив их, ибо в Яффе еще находились легендарные богатства египетского каравана, захваченного совсем недавно английским королем. Но Саладин был непреклонен. Он пообещал спасти жизнь христианам, так же, как и сохранить им их имущество и приказал передать, что он казнит каждого, кто осмелится нарушить его распоряжение. И пока в лагере победителей царила неразбериха, английский король, спешивший на всех парусах, появился со своими судами в порту Яффы. Но когда он увидел, что на стенах развевается знамя ислама, он подумал, что город захвачен. Он готовился повернуть со своей эскадрой обратно, когда один христианин, обманув бдительность мусульман, добрался вплавь до одного из судов английского флота. Он сообщил Ричарду Львиное Сердце, что большое число вооруженных христиан еще находится в цитадели, охраняя вход в порт; правда, о том, что они находятся там под защитой Саладина, он не сказал. И английский король приготовился высадиться в порту Яффы. Через час он причалил. Его увидели со щитом на шее, с датской секирой в руке, спрыгивающего в море прямо в воду, доходившую ему до пояса, потом он побежал к берегу, который в миг очистился от мусульман, впавших в панику при виде Ричарда и его воинов, и вошел в Яффу, где хозяйничали мамлюки. Тут же христианский гарнизон перебил в замке своих защитников. Баха ад-Дин, свидетель этих событий, сообщил Саладину, что произошло. Мусульмане в беспорядке покинули Яффу, а спустя несколько часов — и свой лагерь у ворот города. Английский король без боя занял стан, который неверные только что оставили. Он обнаружил там не только часть добычи, вынесенной из Яффы, но еще и провизию и багаж, которые бросил враг.

После своей победы в Яффе, одержанной с двумя тысячами людей, Ричард отправил к Саладину несколько плененных им мамлюков. «Идите к султану, — сказал он им, — и передайте ему от меня, что эта война длилась слишком долго, что мы уже оба внесли свой вклад в историю, что наши войска истощены, что теперь нужно пощадить кровь наших подданных. Умоляйте его именем Бога, Которого он так чтит, согласиться на приемлемые условия, чтобы мы могли жить в мире друг с другом».

Саладин ответил ему, что он всегда был согласен с главными статьями и что единственные спорные вопросы касались Аскалона, Яффы и Даруна. Он предложил поделить грушу пополам: франки сохранили бы Яффу, которую они только что захватили с таким блеском, а он получил бы Аскалон. Конечно, нельзя утверждать, что султан приносил большую жертву, уступая уже захваченную франками Яффу, поскольку и Аскалон уже давно принадлежал английскому королю. Скорее удивляет то, что Саладин выдвинул подобные требования на следующий день после своего поражения. Определенно эта изнурительная война между двумя суверенами рисковала продлиться еще многие месяцы. Все жаждали мира, но каждый раз именно побежденный откладывал его заключение…

Через месяц после Яффы, во время крупной стычки между мусульманами и крестоносцами, произошло событие, благодаря которому Ричард Львиное Сердце и заслужил свое прозвище. С шестьюстами воинами он был в открытом поле окружен курдской конницей Саладина. Англичанин попытался ускользнуть. Он спокойно построил своих солдат в каре плечом к плечу, щит к щиту и приказал первому ряду опуститься на колено, держа копья в горизонтальном положении, второму ряду поднять шотландские луки, способные посылать дюжину стрел в минуту, за ними расположились арбалетчики, самая мощная и точная стрельба которых была способна убить человека с двухсот шагов. Стрельба из арбалетов была столь смертоносна, что в описываемую нами эпоху Церковь запретила их использовать, по крайней мере против христиан. Ричард велел стоять всем как скала, угрожая перерубить пополам всякого, кто дрогнет. Усилия мусульман разбивались об эту горстку людей, образовавших живую стену, ощетинившуюся копьями. Покружив вокруг них какое-то время, но так и не сумев к ним приблизиться, всадники Аллаха прекратили свои попытки и исчезли так же стремительно, как и появились. Когда Саладин узнал о том, что случилось, он вызвал к себе курдских офицеров, принимавших участие в этом деле, и осудил их трусость. Один из них дерзко ответил ему: «Тогда прикажите вашим мамлюкам сражаться с христианами, а не позволяйте им притеснять людей из Мосула, Алеппо или Дамаска, как они это сделали, чтобы помешать им ограбить Яффу, захваченную благодаря их храбрости!» Таковы были последствия проявленного султаном по отношению к христианам Яффы великодушия! Он не должен был забывать, что священная война идет все время, что начиная с Мухаммада в арабской истории использовалась вера, религиозный порыв ради удовлетворения материальных интересов, что само понятие «религиозная война» содержит в себе идею захвата и что грабеж может быть оправдан во имя Бога. Страсть к наживе побуждала каждого быть творцом победы, которая обеспечила бы ему часть добычи. «В период завоеваний, — писал Годфруа-Демомбин в «Мусульманском и византийском мире до крестовых походов», — арабы были постоянно готовы к войне, и если было необходимо, халиф призывал их на службу, но регулярной армии мусульманское государство не имело. Али в речи, произнесенной в Куфе, указал в числе главных грехов предательство арабов, которые, однажды получив свою часть добычи, вернулись к своей кочевой жизни». Вера и материальная выгода — в таком порядке располагаются мотивы, которые побуждали солдат, набранных чаще всего среди кочевников, верных даже доисламским традициям, сражаться под командованием Саладина, престиж которого увеличивали его многочисленные победы. Но как только военная удача начала отворачиваться от султана, он потерял часть своего авторитета. Простые офицеры, видя, как померкла звезда султана, гораздо меньше опасались его могущества. А поскольку, в сущности, у него не было мусульманского государства, а была только некая ассоциация мусульманских общин, временно объединившихся, чтобы защищать общий религиозный идеал, каждый недовольный был счастлив обрести свободу, особенно когда дела шли плохо. Это колебание между абсолютным индивидуализмом и всеобщим самопожертвованием в часы неизвестности было одной из характерных черт этих солдат удачи, которые покинули свои племена, чтобы, по обычаю, защищать ислам и по возможности обогатиться. Конечно, всадники пустыни хотели, сражаясь за Аллаха, спасти свои души, но они также желали вернуться со священной войны со своей частью добычи. Им льстило, что агенты халифа отобрали их в армию за их приятную внешность и статную фигуру, им нравилось красить свои бороды в черный цвет за счет повелителя правоверных, получать горшок с краской для волос, несколько дирхемов и положенных им галет. Еще они любили вечерами в своих палатках слушать рассказы странников, пришедших с ярмарки поэтов Указа, манивших их сверкающими кучами золота и драгоценных камней, которые находились на христианских землях… Они так же, как и крестоносцы, мечтали о богатых караванах… Подобные умонастроения вовсе не побуждали их к великодушию, и именно поэтому Яффа стала для них жестоким разочарованием. Саладин запретил им грабить имущество христиан в городе, который они захватили! Чтобы спасти несколько сотен христиан, которые вспомнят об этом, когда будет уже слишком поздно, Саладин настроил против себя большинство своих эмиров. И теперь он вынужден был приказать своим войскам отступать, а крестоносцы преследовали его, ибо они узнали через своих шпионов, что в стане мусульман происходят необычные события…