Альбер Шамдор - Саладин, благородный герой ислама

Как только Саладин убедился, что последние английские корабли исчезли на горизонте, он распустил войска Синджара и Мосула. Ал-Малику аз-Захиру, который возвращался в Алеппо, он дал следующие советы: «Я препоручаю вас всемогущему Богу, источнику всех благ. Исполните Его волю и сохраните мир. Постарайтесь не проливать бесполезно кровь, ибо пролитая кровь никогда не успокоится. Стремитесь завоевать сердца ваших подданных, разумно защищайте интересы мусульманской общины, ибо вы получили власть от Бога и от меня, чтобы обеспечить счастье истинно верующим. Для того чтобы благополучно править, необходимо также уметь завоевать сердца ваших эмиров и ваших министров. Своего величия я достиг только потому, что завоевал сердца людей своей добротой. Не затаивайте ни на кого злобу». Эти слова ясно показывают великодушный характер Саладина, величие души которого признавали даже его враги. Месяц рамадан султан провел в Иерусалиме, он использовал это время, чтобы посвятить себя мирным делам. Он поручил управление новой школой, которую он построил и оснастил, своему личному секретарю Баха ад-Дину, верному спутнику в стольких походах. «Он поднял и укрепил, — пишет ал-Имад, — внутренние стены Иерусалима, привел в порядок его памятники, обеспечил безопасность дорог. Он добавил к неподлежащему отчуждению имуществу медресе рынок с лавками и владение, окруженное садами. Он улучшил положение суфиев и подарил им важный вакф. Он превратил церковь, которая находится в квартале Воскрешения, называемом арабами кварталом Кумама, в госпиталь, где работали врачи всех возможных специальностей. Он приказал возвести стену над Сионской Куббой, которую он таким образом присоединил к Иерусалиму, и окружил город рвами». Теперь, когда на Восток вернулся мир, Саладин хотел совершить паломничество в Мекку и склониться перед святой Каабой, чтобы поблагодарить Бога за благодеяния, которыми тот щедро одарил его правление. Он объявил о своем намерении и диван постановил, что всякий воин, который хочет принять участие в паломничестве, должен записаться, чтобы подсчитать количество тех, кто отправится в путь, и доставить им все необходимое для путешествия, то есть ритуальную одежду и запас продовольствия. Правитель Йемена Сайф ал-Ислам был обязан обеспечить безопасность каравана по пути в Мекку. Но когда уже все было готово к отъезду в святые места, Саладин получил неприятные известия от своего брата ал-Малик ал-Адила, который находился тогда в крепости Керак. Аббасидский халиф жаловался на действия некоторых месопотамских феодалов, находившихся под покровительством султана. Багдад был против их тайного вмешательства в дела халифата, касающиеся Ирака или Хорасана. Вожди кочевых племен Сирии, возомнив себя важными особами, вернулись к войне. Победы, которые они одержали, опьянили их, и эти герои будущих легенд вели себя так, как будто они были равными эмирам повелителя правоверных. Впрочем, вопрос второстепенных эмиратов Месопотамии и Ирака никогда не был улажен так, чтобы это удовлетворяло всех, и Саладин, измотанный тридцатилетней войной с христианами, вовсе не собирался возвращаться воевать в Месопотамию, потому что когда-то он уже был там и вел войну в течение пяти лет, но так и не сумел разобраться в их сложных делах и восстановить там хотя бы подобие порядка. Он отправил в Багдад кади Дамаска, чтобы объяснить свою точку зрения. Но пока беспокоились по поводу размаха волнений в Ираке и Хорасане, до Иерусалима докатились дурные вести из Сирии: «В Дамаске несправедливости, которым подвергаются феллахи, так велики, что все спрашивают себя, как дождь еще орошает их поля. Угнетение владельцами фьефов своих крестьян превосходит все то, что автор этих строк мог бы описать. В Вади Барада, долине к северо-западу от Дамаска, происходят непрерывные беспорядки, там льются реки крови, и никто не может прекратить эти бесчинства. Пограничные города ислама больше не имеют запасов продовольствия. Доход от налогов больше не покрывает расходы, и мы все катимся в пропасть» (Абу Шама). Все эти тревоги, которые настигли Саладина сразу после подписания мира с английским королем, вынудили его отложить паломничество в Мекку и вновь заняться делами.

Прежде чем вернуться в Египет, чтобы потребовать отчета от своих наместников, Саладин решил провести несколько месяцев в Дамаске. В среду 15 октября 1192 года он покинул Иерусалим, осмотрел морские крепости на побережье, двинулся в Баниас и остановился в Наблусе, чтобы произвести расследование на основании жалоб жителей этого города, которые обвиняли своего правителя Ал-Маштуба в грубом обращении с вверенными его попечению людьми. Оттуда он отправился в Самарию. В крепости Кокаб он принял Баха ад-Дина Каракуша, прибывшего с большой пышностью почтить его. Проводя повсюду, где он проезжал, тщательный осмотр военных укреплений, султан приказал произвести восстановительные работы в большинстве крепостей побережья (Сахель), обеспечить их конницей и пехотой и создать новые военные посты на случай неожиданного возобновления наступления франков. 30 октября он въехал в Бейрут, где был с большими почестями принят правителем этого города Изз ад-Дин Шамах. Он только приехал, когда его известили, что государь Антиохии Боэмунд явился к нему с многочисленными сеньорами своего княжества, чтобы выразить ему свое почтение и просить его покровительства. Саладин согласился принять его, так же как и четырнадцать сопровождавших его баронов. Султан осыпал своих посетителей подарками, заверил их в своей дружбе и назначил Боэмунду Антиохийскому пенсион в двадцать тысяч динаров из государственной казны.

Наконец 4 ноября 1192 года, после четырех лет отсутствия, Саладин прибыл в Дамаск и был тут же окружен обезумевшей от восторга толпой. Празднества продолжались несколько недель, в торжествах, устроенных в честь истинного героя ислама, принял участие весь город. Никогда еще ни один человек со времен Мухаммада не имел такой громкой славы, как Саладин. Он одержал самую знаменитую из побед ислама Хаттинскую победу, которая открыла ему ворота Иерусалима и омрачила взаимоотношения народов Востока и Запада. Потерю Иерусалима оплакивали в самых бедных деревушках Франции, царствование Саладина проклинали… Но здесь, в Дамаске, он уже при жизни стал мечом ислама, он воплощал гений ислама, он был его символом, и в последующие эпохи одно его имя было способно пробудить мощь мусульманского мира… Чтобы поприветствовать его, в Дамаск прибыли эмиры, вожди племен, кади, улемы из самых отдаленных провинций. Поэты воспевали героическую эпопею рыцарей Аллаха… Под звездным небом благословенной Аравии, на всех караванных путях, ведущих к Каспийскому морю или в глубь таинственного азиатского континента, повсюду — под навесами из верблюжьей шерсти, под сводами караван-сараев или в патио Исфахана, в берберских дуарах или в кочевьях монголов, повсюду — до подножья Тибета и до высоких плоскогорьев Эфиопии, — поэты, воспевавшие подвиги героев, рассказывали о Саладине, «истинном герое ислама»…