Джаред Даймонд - Кризис

За этими иммиграционными барьерами стоял главным образом расизм тех времен, но также австралийская лейбористская партия желала таким вот образом защитить высокую заработную плату австралийских рабочих и не допустить появления на континенте дешевой рабочей силы. Отмечу, что я ничуть не обвиняю австралийцев в поголовном и оголтелом расизме. Они в те дни попросту разделяли расистские взгляды, распространенные по всему миру, и выделялись среди прочих разве что стремлением воплотить эти взгляды в иммиграционной политике на основе расистской изоляции, одновременно поощряя иммиграцию британцев вследствие низкой плотности заселения Австралии. А Великобритания той поры, как и страны континентальной Европы, вообще не принимала иммигрантов. Когда множество переселенцев из Африки хлынуло на Британские острова из Британской Вест-Индии после Второй мировой войны, результатом стали расовые волнения в Ноттингеме и лондонском Ноттинг-Хилле в 1958 году. Япония до сих пор весьма осторожно пускает иммигрантов. Соединенные Штаты Америки, отвергнув австралийскую преданность британской идентичности, в конце концов приняли огромное количество иммигрантов из континентальной Европы, Мексики и Восточной Азии, но для этого пришлось преодолеть сильное сопротивление.

Пока положение дел не начало меняться после Второй мировой войны, австралийское ощущение идентичности фокусировалось на осознании себя подданными британской короны. Это наиболее наглядно проявилось в том энтузиазме, с которым австралийские войска сражались рядом с британскими в войнах, которые не имели существенного значения для сугубо австралийских интересов. Первый такой случай пришелся на 1885 год, когда колония Новый Южный Уэльс (задолго до образования федерации) отправила солдат для подавления антибританского восстания в Судане, отдаленной части мира, не имевшей для Австралии совершенно никакого значения. Другой шанс выпал в ходе англо-бурской войны 1899 года между Великобританией и потомками голландских колонистов в Южной Африке (опять-таки, для самой Австралии эта война была бессмысленной). Австралийцы отличились на этой войне, удостоились пяти крестов Виктории (высочайшей британской награды за храбрость на поле боя) и заслужили славу лояльных британских подданных – ценой всего 300 жизней, потерянных в сражениях.

Когда в августе 1914 года Великобритания объявила войну Германии и вступила в Первую мировую войну, это было сделано без консультаций с Австралией или Канадой. Британский генерал-губернатор Австралии просто сообщил об объявлении войны избранному австралийскому премьер-министру. Австралийцы без колебаний поддержали британские военные усилия, причем гораздо существеннее, чем в ходе бурской войны или операции в Судане. Австралийский журналист писал: «Мы должны защитить нашу [!] страну. Мы должны уберечь святое от посягательств бронированного кулака [то есть от Германии], должны спасти священное наследие». Эта война, к слову, уже опосредованно затрагивала австралийские интересы: она обеспечила предлог для оккупации немецких колоний на северо-востоке Новой Гвинеи и архипелаге Бисмарка. Но основной вклад Австралии в Первую мировую войну внесли многочисленные добровольцы – речь о 400 000 солдат, более половины всех австралийских мужчин, годных к военной службе, при населении страны в 5 миллионов человек! Они отправились защищать британские интересы за полмира от родины, во Франции и на Ближнем Востоке. Более 300 000 человек уплыли за море, две трети получили ранения или погибли. Едва ли не в каждом австралийском городке на центральной площади стоит кенотаф, на стенах которого перечислены имена местных, погибших на той войне.

Наиболее известный эпизод с участием австралийских войск – нападение войск АНЗАК (армия Австралии и Новой Зеландии) на турецкие позиции на полуострове Галлиполи (см. источник 7.5). Войска АНЗАК высадились на полуострове 25 апреля 1915 года, понесли большие потери из-за некомпетентности британского генерала, командовавшего операцией, и были отозваны в 1916 году, когда британцы наконец сочли, что операция провалилась. До сих пор день АНЗАК (25 апреля), годовщина высадки на Галлиполи, является наиболее важным и самым эмоциональным национальным праздником в Австралии.

Неавстралийцам трудно понять, почему дню АНЗАК придается такое значение как национальному празднику. С какой стати праздновать гибель своей молодежи, преданных некомпетентными британцами, за полмира от родины, на полуострове, который конкурирует с Суданом в отсутствии какого бы то ни было жизненного интереса со стороны Австралии? Но я научился держать язык за зубами и не задавать таких рациональных вопросов, когда мои австралийские друзья по сей день проливают слезы, вспоминая высадку на Галлиполи столетие назад. Объясняется все просто: ничто не иллюстрирует лучше готовность австралийцев умирать за британскую метрополию, чем гибель австралийской молодежи на Галлиполи. Эта трагедия стала восприниматься как рождение нации, как отражение широко распространенного убеждения в том, что рождение любой нации требует жертв и кровопролития. Галлиполи символизирует национальную гордость австралийцев, сражавшихся за свою британскую «прародину» уже именно как австралийцы, а не как жители колоний Виктория, Тасмания или Южная Австралия; еще восхищает та эмоциональная преданность, с какой австралийцы публично признали себя лояльными британскими подданными.

Эта самоидентификация вновь стала явной в 1923 году, когда конференция стран-членов Британской империи приняла решение, что британские доминионы впредь могут назначать собственных послов и дипломатических представителей в зарубежных странах, а не доверять отстаивание своих интересов послам Великобритании. Канада, Южная Африка и Ирландия оперативно назначили своих представителей, но Австралия этого не сделала, поскольку, мол, в стране нет общественного стремления к обретению национальной независимости от Великобритании.

Однако отношения Австралии с Великобританией вовсе не походили на отношения послушного ребенка, жаждущего одобрения, и строгой, но справедливой матери. Они также содержали элемент, что называется, «любви – ненависти». В качестве примера можно привести моего друга, который работал на австралийской бойне овец: часть продукции предназначалась для внутреннего потребления в Австралии, а остальное экспортировалось в замороженном виде в Великобританию. В ящики с овечьей печенью, которые увозили в Великобританию, мой друг и его товарищи порой подкидывали желчные пузыри, поистине омерзительные на вкус. Более серьезным примером «любви – ненависти» между Австралией и Великобританией могут послужить высказывания австралийских премьер-министров после Второй мировой войны (их я процитирую позже).