Джаред Даймонд - Кризис

Ситуация с политическим компромиссом в США начала ухудшаться с середины 1990-х годов, и процесс ускорился с 2005 года. Умение договариваться пропало не только из отношений между нашими крупными политическими партиями, но и из отношений между умеренными и радикальными крыльями каждой партии. Особенно это заметно в рядах Республиканской партии, чье радикальное крыло «чаепитников» [95] Имеются в виду представители так называемого Движения чаепития (название отсылает к знаменитому Бостонскому чаепитию 1773 г.); по своему характеру это политическое движение является консервативно-либертарианское, среди его лозунгов – «налоговое здравомыслие» (снижение налогов), сбалансированный государственный бюджет и сокращение полномочий центрального правительства. на первичных выборах выступило против умеренных, готовых идти на компромисс с демократами. В результате Конгресс созыва 2014–2016 годов принял наименьшее количество законов в новейшей американской истории, не торопился утверждать бюджеты и не раз доводил дело до фактической остановки работы правительства.

В качестве примера отсутствия компромисса рассмотрим обструкционизм и блокирование президентских кандидатов. Вообще обструкционизм в американском Сенате считается допустимой тактикой (пусть об этом не сказано впрямую в конституции): меньшинство сенаторов (или всего один сенатор) выступает без перерыва (или угрожает устроить так называемый «призрачный обструкционизм»), чтобы заставить принять компромиссное решение или вынудить отложить принятие того или иного закона. (Рекорд был установлен в 1967 году, когда безостановочное выступление длилось более 24 часов; см. источник 9.10.) Правила Сената позволяют проводить «закрытое» голосование, когда требуется не простое большинство голосов, а подавляющее большинство (60 из 100 голосов); в этом случае обструкциониста прерывают. По сути, обструкционизм позволяет торжествовать меньшинству, которое в противном случае не добилось бы компромиссного решения, а «закрытое» голосование позволяет решительному подавляющему большинству навязывать свою волю меньшинству.

Несмотря на очевидный потенциал для злоупотреблений – обструкционисты способны вызвать паралич власти, а большинство способно установить тиранию, – эта система доказывала свою полезность на протяжении большей части нашей истории. Меньшинство и подавляющее большинство сознавали опасность злоупотреблений и лишь изредка провоцировали друг друга или старались настоять на своем. При наших первых 43 президентах и в наши первые 220 лет конституционального правления Сенат заблокировал всего 68 президентских кандидатов на правительственные должности. Но при избрании президентом демократа Обамы в 2008 году лидеры республиканцев озвучили свое твердое намерение блокировать все его инициативы. В том числе они за четыре года заблокировали 79 кандидатов Обамы – больше, чем за предыдущие 220 лет. Демократы в ответ отменили требование о необходимости подавляющего большинства голосов для утверждение президентских кандидатов (кроме членов Верховного суда), тем самым сделав возможным назначение на государственные должности, но убрав «выпускной клапан», верно служивший недовольному меньшинству.

Обструкционизм – самый, пожалуй, радикальный и наименее часто используемый метод блокирования президентских кандидатов. На втором сроке президента Обамы (2012–2016) контролируемый республиканцами Сенат утвердил наименьшее с начала 1950-х годов количество назначенных президентом судей и наименьшее с 1800-х годов количество судей апелляционного суда (следующий уровень после Верховного суда). Чаще всего для блокировки применялась тактика, по которой не удавалось назначить время заседания сенатского комитета, призванного рассмотреть кандидатуры; также регулярно срывались общие голосования Сената по кандидатам, одобренным соответствующим комитетом. Например, один кандидат в послы так и не приступил к исполнению своих обязанностей, поскольку умер, прождав сенатского голосования по своей кандидатуре более двух лет. Даже назначение на должности, гораздо менее спорные или важные, чем должности судей или послов, успешно блокировалось. Одному моему приятелю предложили второстепенный пост в Национальном управлении океанических и атмосферных исследований – и он отказался от предложения после года ожидания, поскольку его кандидатуру не утверждали.

Почему этот отказ от политического компромисса сделался настолько выраженным в последние два десятилетия? Помимо того вреда, который оно приносит общему делу, это стремление питает само себя, заставляя тех, кто не придерживается безоглядно той или иной идеологии, отворачиваться от службы государству в качестве избранных представителей. Двое моих друзей, популярные и уважаемые сенаторы, которым, казалось, гарантирован успех, если они решат в очередной раз переизбраться, решили вместо этого подать в отставку, потому что их расстраивала политическая атмосфера в Конгрессе. Когда я расспрашивал избранных представителей и людей, имеющих опыт работы в Конгрессе, о причинах происходящего, были выдвинуты три возможных объяснения.

Одно предложенное объяснение сводилось к астрономическому росту затрат на избирательные кампании, вследствие чего спонсоры сделались намного важнее, чем было раньше. Некоторые кандидаты на высокие посты преуспевают в финансировании своих кампаний за счет комбинирования множества мелких пожертвований, но многие, если не большинство, вынуждены полагаться на малое число крупных пожертвований. Конечно, «весомые» спонсоры выделяют средства потому, что преследуют какие-то конкретные цели, и поддерживают кандидатов, которые готовы отстаивать эти цели. Они не поддерживают «мягкотелых» кандидатов, склонных к компромиссу. Один мой разочарованный друг написал, завершив долгую карьеру в политике: «Сдается мне, что среди всех проблем, с которыми мы сталкиваемся, власть денег в нашей политической системе и в личной жизни является самой разрушительной. Политики и политические результаты покупаются сегодня шире, чем когда бы то ни было… Схватка за политические капиталы отнимает время, деньги и энтузиазм… Политические повестки подчиняются деньгам, политический дискурс ухудшается, политики не знают друг друга, мотаясь туда и обратно по своим округам».

Последнее обстоятельство, упомянутое моим другом, является также вторым предложенным объяснением. Налицо рост внутренних авиаперевозок, который ныне предусматривает частые перелеты из Вашингтона во все американские штаты. Раньше наши представители работали в Вашингтоне всю рабочую неделю, затем им приходилось оставаться в Вашингтоне на выходные, поскольку не было возможности побывать в своем избирательном округе и вернуться обратно за двое суток. Их семьи тоже проживали в Вашингтоне, их дети ходили в вашингтонские школы. По выходным конгрессмены, их супруги и дети общались друг с другом, знакомились и проводили время в общении как друзья, а не просто как политические противники или союзники. Но сегодня высокая стоимость избирательных кампаний вынуждает путешествовать по стране с целью сбора средств, а увеличение объема внутренних авиаперевозок делает такое путешествие возможным. Многие конгрессмены оставляют семьи в своем родном штате, их дети ходят в местные школы, не играют с детьми других конгрессменов, а сами конгрессмены не знакомятся близко со своими коллегами и их супругами. Потому они воспринимают себя и коллег только как политиков, а не как людей. В настоящее время около 80 из 535 членов Конгресса даже не имеют квартиры или дома в Вашингтоне: они ночуют у себя офисах на протяжении рабочей недели и улетают домой на выходные.