Джон Барри - Испанка. История самой смертоносной пандемии

Выбор оказался правильным. Все члены комитета были впоследствии избраны в Национальную академию наук, в одну из самых авторитетных научных организаций в мире.

Лабораторные исследования, естественно, возглавил Эвери — он остался в Нью-Йорке. Большинство других ученых работали «в поле». Среди них — лейтенант Томас Риверс, выпускник «Хопкинса» и протеже Уэлча, который впоследствии станет вирусологом с мировым именем и сменит Коула на посту главы госпиталя при Рокфеллеровском институте. Лейтенант Френсис Блейк, еще один ученый из Рокфеллеровского института, стал впоследствии деканом медицинской школы Йельского университета. Капитан Юджин Опи, один из самых талантливых патологоанатомов, учившихся у Уэлча, уже возглавлял медицинскую школу Вашингтонского университета, когда вступил в армию. С комитетом сотрудничали, не входя в него формально, будущие нобелевские лауреаты Карл Ландштейнер из Рокфеллеровского института и Джордж Уипл из Университета Джонса Хопкинса. Позднее один из ученых Рокфеллеровского института вспоминал: «Это была огромная честь — состоять в команде по борьбе с пневмонией» [288] Майкл Хайдельбергер, устный рассказ, Национальная медицинская библиотека, 83. .

Теперь поездки в Вашингтон стали для Коула обычным делом (если при такой экстренности вообще можно говорить о каком-то обычном деле): там он обсуждал свежие данные с Уэлчем и старшими офицерами из армейской медицинской службы, подчиненной Горгасу. Коул, Уэлч, Виктор Воган и Расселл также посещали с инспекцией военные лагеря, проверяя там все на свете — от квалификации лагерных хирургов, бактериологов и эпидемиологов до качества мытья посуды на лагерных кухнях [289] Там же. . Любая их рекомендация немедленно оформлялась в виде приказа. Но они не просто навязывали свою волю — многие армейские госпитали и лаборатории были укомплектованы уважаемыми специалистами, к мнению которых стоило прислушаться.

Поздней весной Коул довел до сведения Американской медицинской ассоциации одно из своих заключений по поводу кори: «Представляется, что корь делает слизистые оболочки дыхательных путей чрезвычайно восприимчивыми к любой вторичной инфекции». Кроме того, он считал, что вторичная инфекция, подобно самой кори, «может поражать людей в виде эпидемий» [290] Rufus Cole, «Prevention of Pneumonia», JAMA (Aug. 1918), 634. . Коул предупреждал: «Каждый новый случай инфекции увеличивает не только масштаб эпидемии, но и тяжесть проявлений заболевания».

4 июня 1918 г. Коул, Уэлч и несколько других членов комиссии по пневмонии в очередной раз прибыли к Горгасу — на этот раз вместе с Германном Биггсом, министром здравоохранения штата Нью-Йорк, Мильтоном Розенау, выдающимся гарвардским ученым (а теперь — еще и лейтенант-коммандером военно-морского флота), и Эмметтом Холтом, одним из основателей Рокфеллеровского института. На этот раз тема беседы была намного шире, чем обычно: речь шла о том, как минимизировать последствия, если случится более тяжкая катастрофа, чем корь. Кошмар Горгаса — эпидемия, охватившая лагеря, — все восприняли всерьез.

Проблема гриппа волновала их отнюдь не в первую очередь, хотя они и отслеживали динамику заболеваемости. На тот момент вспышки гриппа были довольно легкими и по своей опасности не шли ни в какое сравнение с вспышками кори. Члены комитета, конечно, прекрасно знали, что убивает при гриппе именно пневмония, но Горгас уже попросил Рокфеллеровский институт ускорить разработку и производство сывороток и вакцин от пневмонии. Институт и Армейская медицинская школа приложили все усилия, чтобы достичь цели вовремя.

Затем разговор перешел от лабораторных проблем к проблемам эпидемиологическим. Инспекционные поездки в военные лагеря убедили Уэлча, Коула, Вогана и Расселла: в высокой смертности от коревых пневмоний виновата в основном перекрестная инфекция. Чтобы не допустить повторения этой проблемы, Коул предложил создать специальные отделения для заразных болезней — отделения, укомплектованные специально обученным персоналом. В лучших гражданских больницах страны к тому времени такие уже существовали. Уэлч особо подчеркнул, что и в Британии работают инфекционные госпитали, где изолируют больных соответствующего профиля: эти госпитали по-особому организованы, и в них царит самая строгая дисциплина. Было предложено и другое возможное решение проблемы: создание в госпиталях боксов для больных с перекрестной инфекцией и установка перегородок между койками.

На встрече обсуждалась и большая перегруженность госпиталей, и проблемы карантина военнослужащих. С 1916 г. канадская армия помещала на четырехнедельный карантин всех своих солдат, прибывающих в Британию, — чтобы предупредить заражение обученных солдат, готовых отправиться на фронт [291] W. David Parsons, «The Spanish Lady and the Newfoundland Regiment» (1998). . Уэлч советовал устроить подобные «карантинные лагеря для рекрутов» [292] Дневник Уэлча, 28 декабря 1917 г., личный фонд Уэлча. , чтобы оставлять в них солдат на 10–14 дней.

Все понимали, как нелегко будет убедить армейское начальство в целесообразности таких мер — и даже в том, что необходимо положить конец чрезвычайной скученности в казармах.

Однако, вопреки ожиданиям, один армейский медик сообщил хорошую новость. Он рассказал, что проблема скученности в госпиталях уже ликвидирована. По состоянию на 15 мая в каждом госпитале было по меньшей мере 100 свободных коек — таким образом, резерв составлял 23 тысячи свободных госпитальных коек. Эпидемиологическая статистика говорила об улучшении положения дел в армии. Офицер настаивал, что личный состав госпиталей и их службы были подготовлены как надо.

Но это должно было показать время.

Человека можно назвать современным, если он стремится покорить природу, а не приспособиться к ней. Современный человек по отношению к природе — дерзкий захватчик: он меняет течение рек, исправляет рельеф, а в наши дни — даже конструирует новые гены для существующих биологических видов. Природа зачастую медлит с ответом, но если все же дает сдачи, удар бывает очень болезненным.

К 1918 г. человечество в этом смысле было уже современным: оно вооружилось научным мировоззрением, но слишком упивалось своими успехами в борьбе с природой. А природа умеет выбрать момент для контратаки. Вот она и выбрала — и вложила в удар всю силу. Впервые человечеству — «современному» человечеству с наукой в качестве щита — предстояла столь жестокая схватка с яростью природы.

Невозможно с уверенностью утверждать, будто кто-то принес вирус гриппа из канзасского округа Хаскелл в Кэмп-Фанстон. Но косвенные свидетельства позволяют предполагать это с большой долей вероятности. В последнюю неделю февраля 1918 г. Дин Нильсон, Эрнест Элиот, Джон Боттом и, вероятно, еще несколько человек, не названных в газетной заметке, прибыли в Кэмп-Фанстон из Хаскелла, где свирепствовал «тяжелый грипп». Это случилось, по всей видимости, между 28 февраля и 2 марта, а лагерный госпиталь начал принимать первых больных гриппом солдат 4 марта. Такой промежуток времени идеально совпадает с инкубационным периодом гриппа. В течение трех недель 1100 солдат заболели настолько тяжело, что им потребовалась госпитализация.