Кейн Айлин - Российский хадж. Империя и паломничество в Мекку [litres]

Воронцов получил предложение Титова как раз тогда, когда разными способами пытался отвратить мусульман от совершения хаджа и других паломничеств за границу, к шиитским святым местам в Персии и Османской империи, прежде всего в Мешхед, Неджеф и Кербелу. Одна из стратегий заключалась в том, чтобы отговаривать мусульман, запросивших паспорт, от поездки, выражая озабоченность благополучием их семей, покидаемых на долгое время. Воронцова тревожил, в частности, устрашающий масштаб потока паломников и его потенциальный рост в будущем. Он признавал, что из-за трудности и дороговизны поездки сравнительно немногие мусульмане каждый год отправляются в хадж. Но отмечал, что общее количество мусульман на Кавказе огромно и российская политика веротерпимости не позволяет отклонять прошения о поездке в Мекку, а потому хотел, чтобы численность паломников по крайней мере оставалась низкой 112 112 Там же. Д. 1957. Л. 1–14 об. .

У Воронцова были и экономические мотивы. Он провел расследование и выяснил, что мусульманские паломничества обходятся весьма дорого: по меньшей мере в 200 рублей до Мекки, в 100 – до Кербелы и 40–50 – до Мешхеда. Многие паломники тратили на путешествие «последние копейки», оставляя свои семьи без средств и создавая проблемы для царской администрации. Пароходы упростили и ускорили плавание через Каспийское море из Баку и Ленкорани, и шииты «толпами» стали совершать паломничество в Мешхед, где, согласно рапортам чиновников Воронцова, набирались «фанатизма и ненависти к христианам». Воронцов беспокоился, что из-за большого числа мусульман, совершавших эти паломничества, правительство в их отсутствие лишается налогов 113 113 Там же. Л. 4–5; Ф. 8. Оп. 1. Д. 256. Л. 11. .

Воронцов отклонил предложение Титова из соображений стабильности на Кавказе. Он писал Л.Г. Сенявину, начальнику Азиатского департамента МИДа: «Мне известно, что большинство русских подданных, совершающих хадж, происходят с Южного Кавказа, и я часто размышлял над тем, чтобы разместить русского агента в Мекке». Но он не видел никаких резонов для особого покровительства над религиозной практикой, которая имела «неудобные» политические следствия и внушала мусульманам «ненависть к христианам». Подобно колониальным чиновникам всех европейских стран, Воронцов опасался хаджа во многом из-за статуса Мекки как города, закрытого для немусульман, что заставляло подозревать в хадже прикрытие для тайных политических организаций и причину радикализации мусульман. Непохоже, чтобы у Воронцова были свидетельства связи между хаджем и мусульманским антиколониальным сопротивлением на Кавказе. Напротив, в другом письме примерно того времени он признавал, что «до сих пор по секретным наблюдениям над поведением и действиями возвращающихся оттуда» не было выявлено «каких-либо вредных от того последствий» 114 114 SSSA. Ф. 11. Оп. 1. Д. 2369; Ф. 4. Оп. 8. Д. 61. .

Титов соглашался, что тревоги Воронцова обоснованны в его местных условиях, но отстаивал свой план послать русского агента в Мекку и аргументировал это более общими соображениями. В письме к Нессельроде от июня 1851 года Титов доказывал, что распространение на Мекку зоны российского патроната над хаджем поможет интегрировать российских мусульман в империю и даже ослабит их «фанатизм». Центральную роль в его аргументах играли суровые физические испытания во время хаджа и неспособность османов обеспечить паломникам безопасность, о чем он хорошо знал из отчетов своих консульских чиновников в Сирии. Титов описывал хадж в условиях, существовавших тогда в Османской империи, как один из самых неудобных и разорительных религиозных ритуалов для большинства совершавших его мусульман. Он утверждал, что если позволить российским мусульманам при таких условиях предпринимать хадж через османские территории, то это поможет «нейтрализовать» жажду мусульман совершать его, ослабит «фанатизм» и «дух противоречия», особенно когда мусульмане увидят, какие услуги предлагает паломникам на османской территории «христианское правительство». Он приводил в пример Дамаск: у мусульманских паломников с Кавказа складывалось более благоприятное впечатление о России после получения помощи от российского вице-консула в Дамаске 115 115 SSSA. Ф. 11. Оп. 1. Д. 2369. Л. 8–11. . Титов по сути доказывал, что Россия может и должна взять на себя новую роль – покровительницы хаджа, поскольку это пойдет на благо империи. Это поможет России интегрировать недавно покоренные мусульманские народы, сопротивляющиеся русскому владычеству, позволит расширить зону влияния на османской территории и подорвать существующий престиж султана и его влияние на российских мусульман.

В течение всего XIX века человеческая мобильность оказывала воздействие на политику и географические контуры империй во всем мире. Это заключение занимает центральное место в нескольких недавних работах, где показано, что империи в значительной степени строились на базе миграционных моделей и движущихся человеческих тел – торговцев, миссионеров, трудовых мигрантов и других людей, а значит, оформлялись под давлением снизу. В этих работах предлагается взгляд, альтернативный стандартным рассказам об империестроительстве, в которых подчеркиваются завоевания и описываются централизованные, направленные сверху вниз процессы 116 116 Games A. Migration and the Origins of the English Atlantic World. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2001; Eadem. The Web of Empire: English Cosmopolitanism in an Age of Expansion, 1560–1660. Oxford: Oxford University Press, 2008; Metcalf Th.R. Imperial Connections: India in the Indian Ocean Arena, 1860–1920. Berkeley: University of California Press, 2007. О миграциях и национальных государствах см. также: Sammartino A.H. The Impossible Border: Germany and the East, 1918–1922. Ithaca, NY: Cornell University Press, 2010. .

В России государственный патронат над хаджем был для правительства одним из способов осуществлять новые имперские программы поверх унаследованных сетей мобильности. Этот патронат начался в малом масштабе на Кавказе и в Сирии, где русские власти открыли для себя хадж как важную сеть, соединявшую данные регионы, и подключились к нему, преследуя свои собственные империалистические цели. Кроме того, завоевание Россией Кавказа было не просто приобретением новых земель и народов для империи. Это завоевание изменило Российскую империю, связав ее с Османской, а также с другими государствами мира новыми и стратегически важными связями.

Россия в итоге не стала завоевывать Сирию и иные арабские страны, находившиеся под властью османов, но начиная с 1840-х годов планомерно усиливала в этих странах свое влияние и присутствие на локальном уровне, выстраивая новые имперские транспортные структуры вдоль маршрутов хаджа. Российская поддержка хаджа началась как реакция на нужды и запросы мусульман, возникшие из-за хаоса и политической нестабильности в османской Сирии и неспособности османского правительства обезопасить сирийский маршрут. Этот импульс исходил в основном снизу, от перемещений индивидуальных, отдельно взятых кавказских мусульман по традиционным путям в Мекку через османские земли и обратно в Россию. В свою очередь, это перемещение тел порождало в умах царских чиновников, наблюдавших данный поток и соприкасавшихся с ним, новые идеи о связях России с соседней Османской империей и о новой имперской политике, выстроенной вокруг хаджа.