Кейн Айлин - Российский хадж. Империя и паломничество в Мекку [litres]

Таким образом, новая стратегическая реальность стимулировала появление нового вектора российского империализма. Отняв в первой половине XIX века Кавказ у османов и персов, Россия установила контроль над регионом, тесно связанным с Меккой через Сирию. В тот же период Россия расширяла свое консульское присутствие в Сирии в рамках соперничества с Британией и Францией в Османской империи. По мере разворачивания этих двух процессов русские чиновники на местах, на Кавказе и в Сирии, начали воспринимать эти регионы как взаимосвязанные, как историческую зону взаимодействия и обмена, в основном благодаря сети маршрутов хаджа, соединявшей их, и потоку паломников, перемещавшихся между ними.

В итоге Россия не открыла консульства в Мекке – вероятно, из-за противодействия османов этой идее. Но идея Титова об усилении российского влияния за границей через сети хаджа была воспринята. Во второй половине XIX века Россия создала систему новых консульств и учреждений на главных маршрутах хаджа между империей и Аравией. Главную роль в этой развивающейся сети поддержки хаджа играло основанное в 1891 году российское консульство в Джидде – морском транспортном узле по пути в Мекку. Как и предлагал Титов, первым руководителем российского консульства в Джидде стал мусульманский подданный царя – доверенный татарин-посредник, ранее служивший режиму в Туркестане, – который имел доступ в Мекку и мог выступать представителем власти для российских паломников внутри священного города.

В течение следующих десятилетий, по мере того как поток паломников из России возрастал благодаря подъему современного транспорта и завоеванию Туркестана во второй половине XIX века, России предстояло создать разветвленную систему патроната над хаджем, связавшую империю с Аравией. Российская инфраструктура хаджа соединяла Тифлис и Дамаск, Ташкент и Одессу, Джидду и Бомбей – отдаленные друг от друга места, ранее почти или совсем не контактировавшие. Как мы увидим, эта инфраструктура страдала от запутанных внутренних конфликтов, но в то же время была неотъемлемой частью российского империализма конца XIX – начала ХХ века.

Во второй половине XIX века хадж в России стал массовым явлением благодаря имперской экспансии России и созданию государством современных транспортных сетей. Российское завоевание Туркестана радикально увеличило численность мусульман в империи – примерно на 7 миллионов человек. Мусульмане отныне составляли 15% населения империи и были второй по численности конфессией в России после православных 117 117 Crews R. For Prophet and Tsar. P. 13 ( Круз Р. За пророка и царя. С. 20). . В то же время быстрое строительство общеимперской железнодорожной сети и появление новых пароходных линий, берущих начало в портах Черного моря, привели к непредвиденному последствию: Мекка стала доступнее для мусульман из России и всей Евразии. Россия строила свою современную транспортную систему, преследуя экономические и стратегические цели – индустриализацию, стимуляцию торговли, интеграцию регионов империи, укрепление границ, – но это не мешало мусульманам использовать систему в своих собственных целях. В России, как и в других странах, мусульмане увидели в современном транспорте новый и лучший способ добраться до Мекки 118 118 Schenk F.B. «This New Means of Transportation Will Make Unstable People Even More Unstable»: Railways and Geographic Mobility in Tsarist Russia // Randolph J., Avrutin E.M. (eds.). Russia in Motion: Cultures of Human Mobility since 1850. Urbana: University of Illinois Press, 2012. P. 218–234; Spring D.W. Railways and Economic Development in Turkestan before 1917 // Symons L.J., White C. (eds.). Russian Transport: An Historical and Geographical Survey. London: G. Bell, 1975. P. 46–74; Wheeler W.E. The Control of Land Routes: Railways in Central Asia // Journal of the Royal Central Asian Society. 1934. Vol. 21. P. 585–608. О том, как современный транспорт «оживил» старые модели паломничества в Азии в начале ХХ века, см.: Amrith S.S. Migration and Diaspora in Modern Asia. P. 57–58. .

К 1880-м годам десятки тысяч мусульман ежегодно совершали паломничество в Мекку через российские территории и черноморские порты, забросив свои старые караванные пути через Османскую империю, Персию и Индию. Эти мусульмане, привлеченные повышенной безопасностью, комфортом и скоростью, стали ездить в Аравию и обратно на российских поездах и кораблях. Они отправлялись не только с российской территории, но также из Бухары и Хивы, Персии, Афганистана и Китая. В Одессе, главном порту России на Черном море, внезапный приток евразийских паломников был настолько значителен, что привлек внимание шарифа Мекки в отдаленной Аравии. Шариф, будучи османским служащим, ответственным за мусульманские священные места и ежегодное паломничество, каждый год посылал группы профессиональных гидов для паломников в города разных стран, служившие транзитными пунктами хаджа, в том числе в Неджеф и Кербелу, Багдад и Бомбей, Решт и Константинополь, а к 1880-м годам и в Одессу 119 119 Farmayan H., Daniel E.L. (eds. and transl.). A Shiʿite Pilgrimage to Mecca, 1885–1886: The Safar-nameh of Mirza Mohammad Hosayn Farahani. Austin: University of Texas Press, 1990. P. 184. .

Хадж был одной из крупнейших миграций в России эпохи модерна и самым многолюдным паломничеством, и тем не менее большинство царских чиновников ничего о нем не знали. Они плохо понимали его религиозный смысл. Многие путали Мекку с Мединой, называя первую местом погребения пророка Мухаммада, где паломники молятся на его могиле. Эти чиновники почти не знали маршрутов мусульман в Мекку, их итинерариев и занятий по дороге. Маршрут хаджа между Россией и Аравией в основном пролегал по тем заграничным территориям, где Россия по большей части не имела традиционных интересов и официально не присутствовала. Безусловно, все это относилось и к православному паломничеству в Иерусалим, которое проходило по многочисленным и изменчивым путям через османскую территорию, где паломники были недоступны для царских властей. Но традиция православного паломничества в Иерусалим была знакома русским чиновникам, и они в основном воспринимали ее более позитивно 120 120 О том, сколько русских православных паломников отправлялось в Иерусалим, см.: Dixon S. Nationalism versus Internationalism: Russian Orthodoxy in Nineteenth-Century Palestine // Greene A., Viaene V. (eds.). Religious Internationals in the Modern World: Globalization and Faith Communities since 1750. New York: Palgrave Macmillan, 2012. P. 139–162. .

Массовый поток мусульманских паломников из России пришелся на эпоху, когда европейцы и русские все сильнее опасались панисламизма как угрозы для своих империй и когда Россия пыталась интегрировать миллионы новоприобретенных мусульманских подданных в Туркестане. Многие русские чиновники, подобно колониальным чиновникам других стран, в классическом ориенталистском стиле воспринимали хадж в качестве скрытой, заговорщической деятельности и символа мусульманского «фанатизма». Вдобавок многие боялись его – больше, чем других миграций, – как разносчика инфекционных болезней, прежде всего холеры. Поэтому, по мере того как хадж становился массовым явлением, царские власти все больше стремились поставить его под наблюдение и контроль со стороны государства.