Александр Бузгалин - СССР. Незавершенный проект

После периода «военного коммунизма» буржуазные принципы в экономической политике стали проявляться все больше и больше. И не как остатки прежней системы или незаконченности прежних мероприятий. Это, конечно, также было. Но теперь буржуазность входила как принцип и новой власти. Это порождало много конфликтов, вызвало большую реакцию в самой партии. Можно даже сказать, что вся идеология «левой оппозиции» была вызвана именно этим.

В чем выражалась эта буржуазность? Прежде всего, конечно, в императивах экономического регулирования нормального хозяйственного развития. В усилении и укреплении денежного обращения и вообще всей финансово-кредитной системы, развитии хозяйственного расчета, рыночного оборота, торговли, развитии материального стимулирования труда, коммерческой самостоятельности государственных промышленных предприятий и т. д. Конечно, все эти меры были объективно необходимы, вызваны объективными обстоятельствами и были исторически и прагматически оправданы. Но они никак не вытекали из марксистской социалистической доктрины. Наиболее ярко требования этой доктрины озвучивал один из тогдашних руководителей ВСНХ Ю. Ларин. В 1920 г. он писал: «Победа пролетариата означает переход к централизованному, планомерному, открытому, сознательному руководству в деле управления надлежащих пропорций между всеми частями хозяйства. При таких условиях не нужен уже дурной суррогат такого регулирования, существовавший раньше в виде денег: деньги должны отмирать» [147] Ларин Ю. Производственная пропаганда и советское хозяйство на рубеже 4-го года. – М., 1920. С. 20, 22. . Но НЭП требовал легализации и реабилитации всех категорий товарно-капиталистического хозяйства. Отсюда и известное выражение, что НЭП – это отступление.

Справедливости ради можно указать, что еще Ленин предвидел возможность сохранения при социализме «буржуазного права» в распределении. В «Государстве и революции» он писал, ссылаясь на К. Маркса, что в «первой фазе коммунистического общества (которую обычно зовут социализмом) “буржуазное право” отменяется не вполне, а лишь отчасти, лишь в меру уже достигнутого экономического переворота, т. е. лишь по отношению к средствам производства… Однако это еще не коммунизм, и это еще не устраняет “буржуазного права”, которое неравным людям за неравное (фактически неравное) количество труда дает равное количество продукта» [148] Ленин В. И. Полн. собр. соч., Т. 33, С. 94. . Однако, если оставаться на почве марксизма, то надо признать, что «буржуазное право» в распределении есть следствие буржуазного характера производства. Ведь тот же Маркс специально подчеркивал, что «право никогда не может быть выше, чем экономический строй и обусловленное им культурное развитие» [149] Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 19, С. 19. . Поэтому и в этом вопросе у Ленина можно обнаружить известную двойственность. С одной стороны, он допускает возможность социализма как первой фазы коммунизма, с другой – признает в нем существование «буржуазного права». Однако заметим, что ни Ленин, ни Троцкий не считали пореволюционное общество социалистическим. И вообще, до конца 1920-х гг. (и даже до середины 1930-х гг.) среди большевиков Советскую республику воспринимали как переходное общество государственного капитализма с рыночной экономикой и товарным производством. Большевики видели и понимали объективную неизбежность буржуазности, но в то же время боялись ее и старались ее минимизировать. Очень хорошо это выразил Е. А. Преображенский в своей теории «первоначального социалистического накопления». В 1925 г. он писал: «Социалистическая форма хозяйства не может существовать в окружении частного товарного производства на основе мирного сожительства… Само существование этих двух систем, хотя и включенных в систему единого хозяйства страны, неизбежно приводит к тому, что либо социалистическое производство будет подчинять себе мелкобуржуазное хозяйство в одной части, приспособлять в другой и поглощать в третьей, либо само будет рассосано стихией товарного хозяйства» [150] Преображенский Е. А. Еще раз о социалистическом накоплении. // Вестник Коммунистической академии, 1925. Кн. XI, С. 229. .

Более откровенно, последовательно и, можно даже сказать, язвительно и злорадно писали о буржуазном характере русской революции и возникших в ее результате социально-экономических отношениях оппоненты большевиков. Пожалуй, одним из более глубоких и умных наблюдателей этого процесса был Н. А. Бердяев. Уже в апреле 1918 г. он писал: «Под флагом большевистской, интернациональной социалистической революции у нас происходит совершенно буржуазный процесс собирания собственности теми, которые ее не имели или имели в недостаточном количестве». И несколько далее: «Оригинальной чертой русской революции нужно признать то, что в ней буржуазия образуется и обогащается под прикрытием социалистической, а не буржуазной идеологии». «Большевизм проводит не крупномасштабную промышленную революцию, а мелкобуржуазную революцию преимущественно аграрного характера». «Крестьянство и есть грядущая русская буржуазия» [151] Бердяев Н. Духовные основы русской революции. Опыты 1917–1918 гг. СПб, 1999, С. 102, 103, 104. . Н. Бердяев один из первых и довольно точно определил как характер русской революции, так и основную ее движущую силу. Это объясняет многое в дальнейшей судьбе революции и возникшего в ее результате общества.

О сохранении, вернее невозможности преодоления буржуазности экономических отношений сразу же после революции говорит следующее логическое наблюдение другого знаменитого очевидца тех событий – П. Б. Струве. Он пишет: «С социалистической точки зрения обоснование производительности или успешности производительного процесса на дифференциальной оплате труда есть радикальное отступление от уравнительной или эгалитарной основы социалистического советского хозяйства. И то, что социалистическая мысль и социалистическая власть обращаются к этому выводу, не есть обстоятельство, чисто исторически определяемое культурным уровнем русского народа, а есть существом дела обусловленная сдача центральной принципиальной позиции социализма, социализма не как правовой или экономической техники, а как социально-политической идеологии, – отказ от его эгалитарной идеи» [152] Струве П. Б. Итоги и существо коммунистического хозяйства. // Образ будущего в русской социально-экономической мысли конца Х1Х-начала XX века. Избранные произведения. М., 1994. С. 166–167. . Это верно, что дифференциация в оплате труда есть отступление от социалистических принципов в сторону буржуазности. Напомним, что с этим вполне был согласен и Ленин, когда говорил о сохранении «буржуазного права» в распределении. Но почему так произошло, Струве не анализирует. Он просто констатирует этот факт и дальше делает умозаключение об ущербности самого социализма: «Либо социализм означает хозяйственный упадок или регресс, либо он должен быть “буржуазен”» [153] Струве П. Б. Итоги и существо коммунистического хозяйства. // Образ будущего в русской социально-экономической мысли конца XI Х-начапа XX века. Избранные произведения. М., 1994. С. 167. . В целом эта дилемма верная, если держаться такого механистического понимания социализма, которое было широко распространенно именно в то время. И большевикам после революции пришлось идти на такой «буржуазный» социализм. Но это по существу означает просто отсутствие социализма. Ведь одно, что провозглашала власть, и другое, что получалось на самом деле. Струве как-то легко поверил большевикам. Вот меньшевики не собирались так легко верить большевистским лозунгам и декларациям. Они четко писали о буржуазном характере русской революции и дальнейшем хозяйственном развитии. Так, Ю. О. Мартов в программной статье «Наша платформа», опубликованной в «Социалистическом вестнике» в октябре 1922 г., писал: «Поскольку государственное хозяйство неизбежно останется, оно не имеет ничего общего с социализмом, являясь государственным капитализмом в точном смысле этого понятия (а не в большевистском извращении)» [154] Мартов Ю. Избранное. М., 2000. С. 502. . Хотя, оговоримся, что ни Ленин, ни его сподвижники даже в начале 1920-х гг. нигде не говорили о социалистическом характере общества того времени, в котором они жили.