Анджей Иконников-Галицкий - Чёрные тени красного Петрограда

Совсем недавно Кронштадт отметил пятнадцатилетие своего бунтарства. За это время успели прогреметь пять кронштадтских мятежей, и каждый следующий был грознее предыдущего. В ноябре 1905 года бунт матросов вылился в пьяные погромы и стихийные расправы над офицерами. В июле 1906 года руководимые эсерами матросы едва не захватили Кронштадтскую крепость, но были остановлены сибиряками, солдатами Енисейского полка. В марте 1917-го здесь и в Гельсингфорсе (где тогда находилась главная база флота) младшие товарищи «героев первой русской революции» буйно участвовали в свержении самодержавия, убивали офицеров и адмиралов. В июле 1917-го они же, высадившись в Петрограде, чуть было не свергли Временное правительство. В октябре того же года под главенством большевиков свергли-таки меньшевистско-эсеровских «Временных», сделавшись (тоже на время) хозяевами столицы. Почему бы ещё раз не попробовать? Чем большевики лучше эсеров?

28 февраля снова состоялись бурные собрания. На обоих линкорах в шуме и ажиотаже были приняты резолюции, бестолковые, безграмотные, но выдержанные в решительных тонах. Листки с текстами резолюций летали по Кронштадту как птицы-буревестники. 1 марта матросы со всех кораблей, бойцы с фортов, батарей — словом, все боевые кронштадтцы числом тысяч до шестнадцати собрались на Якорной площади. Кто тут выступал и что говорил — сейчас установить трудно. Но речи были ярые, энтузиастические.

За годы революционного буйства порода митинговых Бонапартов процвела и размножилась в России вообще, а в Кронштадте особенно. Когда-то среди них блистали Дыбенко, Железняков, Раскольников, Рошаль. Они именовали себя большевиками, левыми эсерами, левыми коммунистами или не именовали никак, но по сути дела были вдохновенными любовниками анархии, апостолами вольницы, приверженцами принципа «всё дозволено», мастерами кидаться головой в омут и других увлекать за собой. Революционная центрифуга раскидала их по свету, а кое-кого закинула и на тот свет. Но на смену им подросли новые и рвались в бой. Вот, к примеру, — Савченко, кочегар с «Севастополя». А вот ещё: Степан Петриченко, писарь с «Петропавловска». Пётр Перепёлкин, гальванёр с «Севастополя». Василий Киров, моторист с того же линкора, оратор и поэт, сочетавший в своём творчестве страсть Савонаролы с одарённостью капитана Лебядкина:

Эти искренние, яркие, по-своему талантливые, но недалёкие, бестолковые и совершенно неспособные к целенаправленной организованной работе красавцы в чёрных бушлатах сотрясали морозный балтийский воздух и души матросов-балтийцев во время митинга на Якорной площади. Результат — снова резолюция: не подчиняться Петросовету и командованию Балтфлота.

Коммунисты в Кронштадте совершенно стушевались. Они были представители власти, и поэтому их не слушали. Приехавшие из Петрограда по тревожной просьбе председателя Кронштадтского Совета П. Д. Васильева председатель ВЦИК Советов М. И. Калинин и комиссар Балтфлота Н. Н. Кузьмин бессильны были повлиять на толпу. Зимний воздух над Якорной площадью накалялся. Кто-то (неизвестно кто) отдал приказ: арестовать красных начальников и держать их как заложников, пока чекисты не выпустят из тюрем «наших братьев в Петрограде». Впрочем, может, никакого приказа и не было, всё произошло само собой. Васильев, Кузьмин, Калинин были схвачены. Калинина после долгих споров почему-то отпустили. Митинг продолжался. Разошлись в сумерках. Постановили провести делегатское собрание, на скорую руку избрали представителей от кораблей и частей гарнизона.

2 марта, пока на улице митинговали, делегаты собрались в зале Дома просвещения, бывшего Инженерного собрания.

Происходящее в зале мало отличалось от того, что бурлило на улице. Тот же митинг. Председателем не столько выбрали, сколько выкрикнули Петриченко. Когда он говорил речь, в зал вбежали несколько матросов, крича что-то невнятное. Их подняли на сцену, велели говорить. Запыхавшийся матросик уверенно прокричал в зал, что коммунисты готовятся окружить здание и перестрелять всех делегатов. Это была чистая фантазия, но все поверили. Немедленно собрание приняло решение: образовать Временный революционный комитет во главе с Петриченко, всех коммунистов арестовать и готовиться к бою. Разумеется, не обошлось без резолюции. Она была опубликована 3 марта в новоиспечённых «Известиях Временного революционного комитета матросов, красноармейцев и рабочих Кронштадта» за подписью Петриченко и Перепёлкина.

В советское время кронштадтские события 1921 года называли не иначе, как белогвардейским мятежом, спланированным Антантой, а руководящую роль в них приписывали бывшим офицерам и врагам коммунизма — меньшевикам и эсерам. В постсоветскую эпоху эти же события пытались представить героическим восстанием против большевистской тирании. На самом деле, они не были ни тем, ни другим. Доказательство тому — содержание той самой резолюции Делегатского собрания.

Что содержится и чего нет в её 15 пунктах? Во-первых, нет ни антисоветских, ни антикоммунистических мотивов. Никакого «За Советы без коммунистов» (этот лозунг, кочующий из учебника в учебник, вообще в ходе кронштадтских событий не выдвигался). Речь в ней идёт о перевыборах Советов тайным голосованием с предварительной агитацией; о свободе слова, печати, собраний и профессиональных союзов — но с оговоркой: только для рабочих и крестьян, для анархических и левосоциалистических партий. Освободить из тюрем тоже требуется только политзаключённых левых социалистов и анархистов, рабочих и крестьян, красноармейцев и матросов. Буржуи и интеллигенты, либералы и правые пусть дохнут, так им и надо. Конечно, в резолюции есть требование ограничения власти РКП(б) — но в пользу кого? Зная, сколь велико было в матросской среде влияние левых эсеров и анархистов, можно догадаться, что именно в идеологии «Гуляй-Поля» видели кронштадтские вожди желанную альтернативу жёсткому режиму большевиков. Недаром в последующие дни агенты ЧК и пленные сообщали, что в Кронштадте ждут скорой помощи от Антонова и Махно. Кронштадтский мятеж был явлением не контрреволюции, а скорее ультрареволюции, последней в ходе русской смуты крупной вспышкой анархо-левацких настроений.

Анархический индивидуализм пронизывает не вполне грамотно составленные экономические пункты резолюции. «Дать полное право действия крестьянам над своею землёю так, как им желательно, а также иметь скот, который содержать должен и управлять своими силами, то есть не пользуясь наёмным трудом». «Разрешить свободное кустарное производство собственным трудом». Но главная суть всей кронштадтской политики заключена в 8 и 9 пунктах, заимствованных из февральских рабочих требований. «Снять заградительные отряды немедленно» (то есть полностью разрешить мешочничество, мелкую торговлю и спекуляцию). «Уравнять паёк всех трудящихся». То есть всё поделить поровну. Вот и вся программа писаря Петриченко и его соратников. Очередной раз взять и поделить.