Леонард Мосли - Утраченное время [Как начиналась вторая мировая война]

«Но пострадаем не только мы, пострадают также Франция и Англия, если они позволят провести это в жизнь, — сказал Губерт Масаржик. — Вы нас предаете со всеми потрохами, но вы вместе с тем предаете и свою безопасность. Можете ли вы нас выслушать?»

«По меньшей мере вы должны быть признательны за нашу искренность, — жестко парировал англичанин. — Не очень легкое дело вести переговоры с Гитлером. Если вы не согласны с решением, вам придется улаживать свои дела с Германией в полном одиночестве. Может, французы будут выражаться более любезным языком, но я заверяю вас, что они разделяют нашу точку зрения. К Чехословакии они теперь не проявляют интереса».

«Да поможет им бог!» — воскликнул Маетны.

Итак, с этим покончено. Гитлер получил то, чего хотел. Чемберлен и Вильсон добились желаемого. Добился своего и Жорж Боннэ.

Немецкие генералы, готовившие планы бунта против Гитлера, отбросили их в сторону — и с некоторым презрением, но все же приветствовали человека, который мог выигрывать войны без сражений. Даже такой мудрый государственный деятель, как президент Рузвельт, решил, что Мюнхен рассеял тучи над народами, и счел нужным послать Чемберлену поздравительную телеграмму, которую Кеннеди поспешно повез на Даунинг-стрит, 10. Однако Кеннеди, хотя и одобрял действия Чемберлена, по крайней мере понял, какие последствия они могут повлечь за собой в будущем. «В тот же день, получив телеграмму, я направился на Даунинг-стрит, 10,— писал он позднее,— но вместо вручения Чемберлену телеграммы, как это обычно было принято, я ее зачитал ему. У меня было такое чувство, что когда-нибудь эта телеграмма будет тревожить Рузвельта, и я оставил ее при себе».

Только в Чехословакии да в сердцах дальновидных людей за рубежом болью отозвалось известие о только что совершенном преступлении. Эдуард Да ладье (потом ему пришлось признаться: «Я чувствовал себя Иудой») хотел, как трус, избежать этой заключительной сцены; он сообщил своей делегации, что не в состоянии встретиться лицом к лицу с чешскими представителями, которые все еще ожидали решения в приемной.

Невиль Чемберлен не чувствовал подобных угрызений совести. Немного раньше он с легкостью предложил, чтобы Даладье вылетел в Чехословакию и лично сообщил о принятом решении президенту Бенешу. Чемберлен не мог понять, почему так гневно загорелись глаза француза, когда он наотрез отказался от этой миссии. Пока Даладье набирался храбрости, Чемберлен проворно привел свою делегацию в зал заседаний, откуда только что с триумфом вышли Гитлер и Муссолини.

Ввели представителей Чехословакии. «Нас привели в зал, где до этого проходило совещание, — писал впоследствии Масаржик. — Здесь находились Чемберлен, Даладье, Вильсон, Леже, Эштон-Гуэткин, Маетны и я. Атмосфера была угнетающая: словно нам должны были зачитать приговор. Французы, явно нервничавшие, казалось, старались сохранить свое достоинство. После долгой вступительной речи Чемберлен вручил текст соглашения доктору Маетны».

Когда Маетны читал текст, Чемберлен сказал, что, возможно, соглашение и неприятное, но благодаря ему удалось избежать войны, и добавил, что, во всяком случае, с этим уже согласились великие державы. Маетны п Масаржик заметили, что теперь Чемберлен часто зевал и, казалось, слышал очень немногое из того, что они говорили.

«Я спросил Даладье и Леже, — пишет Масаржик,— ожидают ли они какого-либо заявления или ответа на это соглашение от нашего правительства. Даладье заметно запервиичал. Господин Леже ответил, что четыре государственных деятеля не располагают временем. Он поспешно, как бы между прочим, добавил, что от нас не требуется никакого ответа, поскольку участники рассматривали решение как принятое чехами».

Сэр Гораций Вильсон взглянул на своего шефа, который опять начинал зевать. «Идемте, джентльмены, — сказал он. — Уже очень поздно. Я уверен, мы все, должно быть, устали».

Последовало неловкое молчание, затем Чемберлен повернулся и направился к двери, за ним последовал Даладье.

Возвращаясь около трех часов утра в свою гостиницу «Четыре времени года», Алексис Леже обсуждал события прошедшего дня с другим членом французской делегации, помощником военно-воздушного атташе капитаном Полем Стэленом.

Стэлен, как и Леже, понимал всю трагичность этого соглашения. Он в свое время служил в Праге, хорошо узнал и полюбил чехов. Понимая последствия для Франции и всей Европы от этого бескровного поражения, он все же верил, что все это было сделано из лучших побуждений, что в этот момент Франция не могла идти на войну и надеяться на победу. Хотя эти стороны вопроса были совершенно ясны, Мюнхен имел более широкие аспекты; на некоторое время он отвратил войну, которой Стэлен, как и каждый француз, боялся. «Все равно это соглашение является облегчением», — сказал он.

Леже некоторое время молчал, затем ответил: «О конечно, облегчение! Как будто свой кишечник опорожнил в свои же штаны».

История, кажется, подтвердила, что это была довольно верная аналогия Ч

1Западные державы — Англия, Франция и США — не поддержали настойчивых предложений Советского правительства, направленных на выработку практических мер для пресечения фашистской агрессии. Придерживаясь политики «канализации» захватнических планов гитлеровской Германии на Восток, они стали на путь сговора с фашистами за счет Чехословакии. Наиболее активно в этом направлении действовали правители Англии. Мюнхенское соглашение о расчленении Чехословакии явилось венцом их позорной политики попустительства германской агрессии, открыло путь второй мировой войне. «Принося в жертву Гитлеру Чехословакию, — писал позднее известный американский публицист У. Липпман, — Англия и Франция в действительности жертвовали союзом с Россией». Это делалось, по его словам, «в последней тщетной надежде, что Германия и Россия будут воевать друг с другом и истощат себя». (W. Lippman. US Foreign Policy. Shield of the Republic. Boston, 1943, pp. 104, 116.) Новые документы о подготовке фашистской Германии к нападению на СССР («Распоряжение Бормана») см. в статье П. А. Жилина «Легенда о «превентивной войне» — оружие империализма» (Коммунист № 1, 1972, стр. 114—115.) —Прим. ред.

Было 3 октября 1938 года. Уже в течение сорока восьми часов германская армия занимала районы Судетской области в Чехословакии. На всем пути продвижения войск царили полный хаос и неразбериха. Вооруженные силы Германии, которые произвели столь сильное впечатление на полковника Линдберга и государственных деятелей Англии и Франции и сейчас вступали в Чехословакию сразу после подписания Мюнхенского соглашения, напоминали человека, выходящего по звонку открывать парадные двери и на ходу застегивающего штаны. Молено только предполагать, что произошло бы на самом деле, если бы немцам пришлось с боями пробивать себе дорогу в Чехословакию.