Леонард Мосли - Утраченное время [Как начиналась вторая мировая война]

С балкона для иностранных гостей и дипломатов посол США Кеннеди излучал сердечное одобрение действий Чемберлена; как и некоторым другим лицам, близким к Чемберлену, премьер-министр довольно прозрачно намекал ему на такой исход еще несколько дней назад. Всем присутствовавшим, слушавшим выступление Чемберлена, показался случайным совпадением тот факт, что это сообщение поступило от Гитлера; однако это было далеко не случайно: теперь почти не осталось сомнений в том, что Чемберлен еще до того, как начал свою речь, знал о предстоящей конференции в Мюнхене и о возможности заявить об этом в ходе своего выступления. Вечером 27 сентября, когда Гораций Вильсон, по его собственному выражению, «приполз обратно» после встречи с Гитлером, чтобы доложить кабинету, что тот обманул их ожидания, премьер-министр защищал его от озлобленных нападок отдельных членов кабинета. После этого он отвел Вильсона в сторону и сказал ему: «Вы не должны беспокоиться. Я думаю, что вы поступили совершенно правильно». А немного спустя он вызвал Вильсона к себе: «Я все обдумывал создавшееся положение. И при создавшихся условиях, думаю, было бы хорошо, если бы мы встретились — Гитлер, Муссолини, я и Даладье. Необходимые меры приняты».

Чемберлен обратился за помощью к своему «хорошему другу» Бенито Муссолини, и в 7 часов утра 28 сентября в Берлине начались переговоры при посредничестве итальянского посла Бернардо Аттолико. К завтраку все было согласовано, а спустя еще час из Рима уже передавали в Лондон, что Гитлер дал согласие на встречу.

Волпа облегчения прокатилась по Западной Европе в связи с сообщением о предстоящей конференции в Мюнхене. В противоположность Чемберлену и Вильсону, в сущности никогда не верившим в реальность военного столкновения, большинство с тревогой ожидало надвигавшейся войны. В церквах еще продолжались молитвы во имя сохранения мира; от президента Рузвельта и папы римского еще исходили настоятельные призывы к сохранению мира. Мпогие люди с тревогой ожидали исхода мюнхенской встречи.

Но тревожиться не было никакой необходимости. 29 сентября, когда Эдуард Даладье летел в Мюнхен в качестве главы французской делегации, Жорж Бонна находился у американского посла Буллита. Министр иностранных дел был в бодром настроении и не делал секрета из причин его столь заметной бодрости. Буллит докладывал в Вашингтон, что, как утверждает Бонна, «Фрапция, безусловно, не выступит в поддержку Чехословакии... Только ради сохранения господства семи миллионов чехов над тремя с половиной миллионами немцев мы не позволим Бенешу гнать сорок миллионов французов на смерть, и он это знает».

Новость, что скоро в Мюнхене хирурги начнут кромсать тело Чехословакии, быстро распространилась среди ее соседей. Почуяв запах крови, Венгрия и Польша начали приводить свои войска в готовность и подтягивать их к границам Чехословакии, составляя свои ультиматумы для предъявления Праге.

В Лондоне чехословацкий посланник Ян Масарик был приглашен в Форип Оффис и предупрежден о предстоящей конференции в Мюнхене.

«Но ведь эта конференция созывается для того, чтобы решить судьбу моей страны, — ответил Масарик. — Разве нас не приглашают принять в ней участие?» На это ему твердо заявили, что это конференция «только великих держав».

«Тогда, как я понимаю, — заметил Масарик, — Советский Союз также приглашается на эту конференцию. В конце концов Россия тоже имеет договор с моей страной».

В некотором смущении лорд Галифакс ответил, что пригласить Россию не было времени, и добавил, что во всяком случае настаивание на участии в этой конференции России могло привести к тому, что Гитлер вообще откажется от этой идеи. Он не сказал, что Чемберлен по совету Вильсона принял решение исключить Россию из числа участников Мюнхенской конференции Ч

Совещание в Мюнхене между Гитлером, Муссолини, Да ладье и Чемберленом началось утром 29 сентября и длилось до самого подписания соглашения в 2 часа 30 минут в ночь на 30 сентября. На самом деле все было решено в течение первого часа встречи, когда четыре руководителя пришли к выводу, что Чехословакия должна быть расчленена: а то, что было потом, — это торговля вокруг отдельных деталей. Гитлер привел с собой огромную делегацию, в том числе министра иностранных дел Риббентропа и фельдмаршала Геринга. Муссолини приехал со своим министром иностранных дел графом Чиано. Даладье приехал с проницательным и циничным генеральным секретарем министерства иностранных дел Алексисом Леже. Чемберлен, как всегда, держал возле себя Вильсона.

Пока руководители вели переговоры, а мир ожидал их решения, чехи тоже ждали. В приемной дома, где происходила конференция, в ожидании решения судьбы своей страны сидели прибывшие из Праги представители: доктор Маетны — чехословацкий посланник в Берлине и доктор Губерт Масаржик — представитель министерства иностранных дел Чехословакии. В течение многих часов никто не подходил к ним. Через двенадцать часов после начала совещания к ним вышел Гораций Вильсон.

«Почти все решено, — сказал он, радостно улыбаясь.— Вам будет приятно узнать, что мы пришли к соглашению почти по всем вопросам».

Доктор Маетны мрачно спросил:

«И какова наша судьба?»

1На протяжении всего этого кризиса русские настаивали на согласованном выполнении своих обязательств совместно с Англией и Францией. — Прим. авт.

«Не так плоха, как могло оказаться. Гитлер сделал некоторые уступки». — Вильсон развернул карту на столе перед чехами, и те содрогнулись, взглянув на нее. Соответственно окрашенные в красный цвет, от Чехословакии отрезались огромные куски территории. Приглядевшись внимательнее, Маетны вскипел от злости.

«Это возмутительно! — закричал он. — Это жестоко и преступно глупо! Вы не только предаете нашу страну, но приносите в жертву и наши оборонительные сооружения. Смотрите, вот наша линия обороны, и здесь, и здесь, и здесь! — указывал он пальцем на карте. — И все отдано нацистам».

Улыбка сползла с лица Вильсона.

«Извините, но спорить бесполезно, — сказал он. — У меня нет времени слушать вас. Я должен вернуться к своему шефу». И он поспешно ушел, оставив чехов в гневном отчаянии. В это время прибыл еще один член английской делегации — Фрэнк Эштон-Гуэткин. Он был в составе миссии Ренсимена в Чехословакии этим летом и оказался полностью обведенным вокруг пальца руководителем судетских нацистов Конрадом Генлейном; в своем донесении Форин Оффису он изобразил Генлейна как «искренне'го и честного человека» в тот самый момент, когда этот нацист по указанию Гитлера проводил особенно активную кампанию лжи и клеветы. Теперь Эштон-Гуэткин влетел в приемную, чтобы подтвердить сделанное Вильсоном сообщение, что соглашение достигнуто. «Вам следует быть готовым к значительно более тяжелым условиям, чем вы, возможно, предполагали», — добавил он.