Леонард Мосли - Утраченное время [Как начиналась вторая мировая война]

Геббельс: По моему мнению, сейчас представилась возможность раз и навсегда закрыть синагоги. Те, что еще остались неповрежденными, должны быть стерты с лица земли самими евреями. Евреи сами должны платить за это. Мы должны заставить их страдать.

Геринг: Штраф в один миллиард заставит раскошелиться каждого еврея!

Геббельс: Считаю необходимым издать закон, запрещающий евреям ходить в немецкие театры, кинотеатры и цирки. Декрет от имени палаты культуры рейха уже готовится. Я считаю, что мы можем пойти на это — залы наших театров всегда переполнены. И затем вопрос о транспорте. Сегодня в Германии еще допустимо, чтобы еврей находился в спальном купе вместе с немцем. Поэтому нам нужно указание от имперского министра транспорта о выделении для евреев отдельных купе в вагонах. Если все купе будут заняты, евреи не смогут тогда претепдовать на место; им будут предоставлять места в поезде только тогда, когда все немцы будут обеспечены местами. Им не будет разрешено ехать вместе с немцами, и если не останется в вагоне мест, они должны стоять в коридоре.

Геринг: В таком случае, по-моему, более разумно выделить им отдельное купе.

Геббельс: Не выделять, если поезд переполнен!

Геринг: Будет всего один вагон для евреев. Если он заполнен, остальные евреи пусть остаются дома!

Геббельс: Однако допустим, что на экспресс, следующий, скажем, в Мюнхен, окажется не так много евреев; допустим, что их только двое, а другие вагоны экспресса переполнены. Тогда эти два еврея будут иметь в своем распоряжении целый вагон. Евреям следует разрешать занимать места только после того, когда все немцы будут обеспечены местами.

Геринг: Я бы выделил для евреев один вагон или купе. А уж если окажется подобный случай, который вы только что нарисовали, и поезд окажется переполненным, поверьте мне, нам не потребуется закон! Мы выкинем евреев оттуда, и им придется всю дорогу просидеть в туалете!

Геббельс: Я с этим не согласен. Я не верю в это. Должен быть какой-то закон. Должен быть закон, запрещающий. евреям появляться на пляжах и курортах. В прошлое лето...

Геринг: Как сказал фюрер, нам нужно обсудить вопрос об иностранных евреях в Германии с теми странами, где также предпринимаются какие-нибудь меры против евреев. С. Польшей, например. И то, что каждый грязный польский еврей здесь, в Германии, пользуется законным положением, а мы вынуждены мириться с этим, — никуда пе годится, с этим нужно покончить. Фюрер не особенно рад соглашению, которое он заключил с поляками 1. Он считает, что мы должны воспользоваться некоторыми возможностями и заявить: «Мы не собираемся нарушать соглашения, по давайте обсудим, что мы можем сделать вместе. Ведь вы тоже кое-что предпринимаете против евреев у себя в Польше. Вы тоже пе любите их. Но как только еврей покидает Польшу и появляется у нас, мы должны обращаться с ним как с поляком. Я бы хотел изменить такое положение».

Участники совещания еще долго вели разговор о мерах наказания евреев, обсуждали вопрос о создании еврейских гетто, о запрещении евреям водить автомашины и т. д.

Геринг: Итак, господа, мы пришли к соглашению. Я закрываю совещание со следующими словами: немецкое еврейство в качестве наказания за совершенные преступления должно будет внести контрибуцию в сумме одного миллиарда марок. Это должно подействовать. Еврейские свиньи после этого не пойдут на убийство. И я вам скажу, господа: начиная с этого времени, я не завидую евреям в Германии!

«До чего же надоедливыми могут быть эти немцы! — заметил Невиль Чемберлен, прочитав сообщения об анти-еврейских беспорядках и мерах, которые последовали за ними. — И это происходит как раз в тот момент, когда у нас начал определяться небольшой прогресс!»

Если бы английский премьер-министр смотрел фактам в глаза, он бы понял, что достигнутый прогресс был не-It , ——— —--

1Германо-польское соглашение, заключенное в 1934 году сроком на 10 лет, предусматривало, что каждая из сторон обеспечивает одинаковое обращение с гражданами другой стороны. — Прим. авт.

велик. Для каждого, за исключением действительно убежденных умиротворителей, было очевидно, что англо-германские отношения оставались столь же плохими, какими они были и год назад. Гитлер использовал любую возможность, чтобы показать свое презрение к англичанам и их руководителям. Рядовые англичане начали осознавать подлинное значение того, что на самом деле произошло в Мюнхене. Когда до них дошли первые известия о расовых беспорядках в Германии, англичане пришли в ужас, и уже одна мысль, что таким людям они должны протянуть руку дружбы, вызывала отвращение.

К несчастью, «практичные» люди, управлявшие в то время Англией, не совсем разделяли взглядов своих соотечественников. Было бы несправедливо обвинять их в том, что они оставались глухими к преступлениям, которые совершались в Германии; многие общественные деятели осуждали подобные преследования. Но было бы ошибкой игнорировать тот факт, что верхние слои английской общественности были пропитаны скрытой антипатией к евреям. «Антисемитизм у меня вызывает отвращение, по я все же не люблю евреев», — впоследствии был вынужден отметить Гарольд Никольсон, один из энергичнейших противников Мюнхена. Единственный еврей в составе британского кабинета Лесли Хор-Белиша горько жаловался своим друзьям, что его держали «особняком» и что его национальная принадлежность являлась главной причиной холодных взаимоотношений с премьер-министром. Владелец газеты «Дейли телеграф» и влиятельнейший сторонник Чемберлена лорд Камроуз успешно вел судебное дело против Британского союза фашистов, который возглавлял Освальд Мосли, требуя компенсации за ущерб, поскольку представители этого союза назвали его евреем. А настоятель собора святого Павла Инг, один из наиболее влиятельных представителей духовенства во всем королевстве, написал статью, обвиняя евреев в том, что они «использовали свое весьма существенное влияние в прессе и в парламенте, чтобы поссорить нас с Германией».

В такой обстановке никого не удивил тот факт, что умиротворители были раздражены евреями, поскольку те помешали установлению взаимоотношений с Германией. Тем не менее Гораций Вильсон предложил премьер-министру сделать какой-нибудь публичный жест, чтобы показать свое отвращение к нацистскому антисемитизму, и они вместе начали поиски подходящего способа. В конце концов решили, что будет достаточно воспользоваться недавно полученным письмом из Германии: Невиля Чемберлена просили дать свое согласие на избрание его президентом немецкого Шекспировского общества. Премьер-министр отклонил просьбу; однако характерно, что свой отказ он объяснял в ответном письме обществу «отсутствием времени», а затем в частном порядке нашептывал вокруг, что он в действительности отказал немцам «потому, что те запретили евреям быть членами этого общества».