Леонард Мосли - Утраченное время [Как начиналась вторая мировая война]

Дэвису не удалось повлиять на Кеннеди. Тот питал инстинктивную антипатию к России; его взгляды подкреплялись ошибочной информацией о военном потенциале Советского Союза, полученной от Линдберга.

Кеннеди сказал Дэвису, что «признает ценность России в военной обстановке, но, в сущности говоря, так или иначе России придется воевать за Польшу или Румынию независимо от того, будет ли формально заключен договор с Англией и Францией или нет, так как это важно для интересов самой России».

Судя по записям в дневнике, Дэвис ответил: «(Ошибочная теория. В России трезво смотрят на вещи. Там принимают все меры, чтобы избежать войны, пока чувствуют себя уверенными, что, имея конкретные, реалистичные планы и очевидное превосходство в силах, могут совместно с Англией и Францией нанести поражение Гитлеру в случае войны или отпугнуть Гитлера, дав понять, что ему придется воевать против трех государств сразу».

«Так или иначе, — резюмировал Дэвис, — по-видимому, невозможно оказать какое-либо влияние на политическую атмосферу в Лондоне». В мрачном настроении Дэвис вернулся в Брюссель, чтобы телеграфировать Рузвельту: «Я твердо убежден, что решающим фактором, которым руководствуется Гитлер в вопросе о том, быть миру или войне в Европе в это лето, является то, заключат или не заключат Англия и Франция конкретное соглашение с Советским Союзом, которое гарантировало бы западным державам военную поддержку со стороны России в случае нападения немцев на Польшу».

Давид Ллойд-Джордж, старый волк в британской политике, 19 мая поднялся на трибуну в палате общин, чтобы пожаловаться на медлительность кабинета. «Нам не совсем ясна наша позиция, — заявил он. — Вся возня относительно русских подтверждает это. Мы плохо знаем, чего хотим. Существует большое желание обойтись без России. Еще месяц назад Россия предложила свою помощь. И мы месяцами смотрели в зубы дареному коню... Была кампания умаления русской армии, русских ресурсов, русских возможностей и русского руководства. Часть этой кампании проводилась открыто, однако в основном она велась в домашнем кругу, конфиденциально. Мы никогда не забудем случай с Линдбергом... Правда заключается в том, что у русских самый мощный воздушный флот в мире, у пих исключительно мощные танковые войска. И они предлагают предоставить все это в паше распоряжение при одном только условии, что с ними будут обращаться на равпых. Почему это не делается?.. Почему мы до сих пор не решили, что должны действовать с Россией на тех же условиях, что и с Францией?.. И тогда шансы избежать войны увеличились бы».

«Русские, русские — кажется, ни о чем другом никто больше и не говорит!» —раздраженно заметил Чемберлен. Он и Вильсон считали, что русские просто «хитрая кучка», в сущности не стоящая того, чтобы из-за нее беспокоиться.

С другой стороны... на столе у Чемберлена лежали итоги опроса, проведенного институтом Гэллапа несколько дней назад, судя по которым 92% из опрошенных британцев высказались за заключение пакта с Россией.

Утром 2 мая на квартире капитана Поля Стэлена в Берлине зазвонил телефон. Говорил генерал Бодепшатц. «Можете вы немедленно, до того как поедете в посольство, приехать ко мне? — спрашивал он. — Я буду у себя па службе».

Когда спустя полчаса Стэлен вошел в кабинет Боден-шатца, он заметил, что немец находится в состоянии возбужденного напряжения. Едва Стэлен уселся, Боденшатц резко спросил его, читал ли он речь польского министра иностранных дел полковника Бека, произнесенную им несколько дней назад. Француз утвердительно кивнул головой. Полковник Бек решительно отвергал немецкие обвинения в том, что англо-польское соглашение представляет собой какую-либо угрозу Германии, и не видел никаких достаточных оснований для расторжения Гитлером германо-польского пакта о ненападении от 1934 года.

«Искусная речь, хорошо обоснованная, умело аргументированная, — сказал Боденшатц. — Но это как раз те доводы, к каким фюрер питает величайшее презрение. Мы не можем согласиться с этими доводами, поскольку они содержат вопиющее противоречие. Бек отлично знает, какова позиция Германии; фюрер говорил об этом достаточно часто. И то, что мы хотим видеть урегулированным, это вопрос о Данциге и соединении Восточной Пруссии с рейхом. Это можно было отрегулировать без излишних осложнений, если бы не это англо-польское соглашение. А те-: перь...»

«Теперь вам придется начать войну, чтобы добиться этого, — вставил Стэлен.— Вы это имеете в виду? Судя по тону ваших газет, война не неизбежна?»

Боденпгатц отрицательно покачал головой: «Нет. Дела в настоящий момент сложились так, что, насколько это касается Германии и Англии, мы просто не имеем преимущества, Мы не так сильны, как вы, Англия и Франция, и особенно Франция. Вы решили выступать на стороне Польши — это основной вывод из сложившейся обстановки, который нас тревожит. В настоящий момент войны не будет».

На этот раз Стэлен потерял ориентировку. Он не понимал, зачем Боденшатц пригласил его к себе. Помощнику военно-воздушного атташе было совершенно ясно, что Боденшатц использовал его в качестве канала для информации французского правительства, во что означала вся эта болтовня, кроме того, что нацисты озлоблены поляками? «Что вы хотите мне сказать, генерал?» — спросил Стэлен. «Что Гитлер не предпримет никаких действий, пока не будет иметь всех козырей в руках».

Министр пропаганды Йозеф Геббельс, казалось, был в отличном настроении, когда вышел из ресторана отеля «Адлон» воскресным вечером 21 марта. Он отлично пообедал в обществе хорошенькой блондинки, молодой киноактрисы, и подумывал о том, как провести остальную часть вечера. Расставшись с хорошенькой актрисой, он присоединится к своей супруге в имперской канцелярии, где каждый вечер собирались министры и другие влиятельные лица, чтобы послушать фюрера, этого полуночника, полностью посвятившего себя одному делу и без устали говорившего до первых отблесков рассвета. Геббельс был рад, что Гитлер нашел в лице его жены близкого по духу слушателя и что она всегда находилась где-то около фюрера; это оправдывало отсутствие его самого (через нее он всегда был в курсе последних настроений фюрера) и занимало время фрау Геббельс настолько, что она не могла раскрыть похождений своего супруга. Он знал о ее подозрениях относительно его действий — практически каждый в Берлине сплетничал о его амурах с какой-нибудь моло-

денькой актрисой, нуждавшейся в высоком покровительстве, по все равно было хорошо, что супруга занималась своими делами, когда у пего были любовные свидания.

Геббельс со своей блондинкой пересекал гостиную отеля, когда она обратила его внимание на пару в дальнем углу комнаты. Венская актриса, только недавно прибывшая в Берлин, чтобы сниматься в фильме на киностудиях UFA, сидела вместе с Иоахимом фон Риббентропом, одним из злейших врагов Геббельса среди влиятельных людей из окружения Гитлера. Министр пропаганды вспыхнул от досады и, прихрамывая, быстро подошел к столу, поцеловал даме руку и затем натянуто приветствовал Риббентропа.