Леонард Мосли - Утраченное время [Как начиналась вторая мировая война]

«А я думал, что у вас назначена встреча на завтра, — сказал Геббельс венской актрисе. — Не поэтому ли вы собирались сегодня так рано ложиться спать?»

« Л-а,—• прервал его Риббентроп, — но это было еще до того, как она узнала, что в Берлин приехал один ее старый друг».

«Какой старый друг?»

«Очень старый друг! — отвечал Риббентроп. — Такой друг, в поддержании дружбы с которым, по моему мнению, очень заинтересован фюрер. Конечно, вы знаете, что траф Чиано только что прибыл из Рима? Завтра у нас большая церемония. А между тем наш итальянский друг устроил небольшой ужин в своем номере наверху. Просто несколько человек из его друзей. Когда я сказал фюреру, что один из давнейших и близких друзей графа,— он преднамеренно подчеркнул последние слова, — находится здесь в Берлине, он настоятельно просил меня поставить графа в известность об этом. — Риббентроп повернулся к актрисе и похлопал ее по плечу. — Где вы виделись с пим в последний раз? На Капри или на Лидо?»

Актриса взглянула на Геббельса несколько встревоженно, очевидно размышляя над тем, как скажется эта встреча па ее карьере. Риббентроп посмотрел на них обоих, изобразил на своем желтом лице подобие спокойной улыбки и затем сказал: «Пойдемте, фрейлен, мы не можем заставлять нашего итальянского друга ждать. Я слышал, оп немного нервничает в связи с предстоящими церемониями» .

Граф Чиано действительно нервничал, и Риббентроп не без оснований предполагал, что только чары Привле-15* 227 нательной женщины могут рассеять обуревавшие его сомнения.

Как когда-то полковник Бек обвел вокруг пальца Невиля Чемберлена и лорда Галифакса, заставив их пойти на заключение англо-польского соглашения па своих условиях, точно так же теперь Германия собиралась надуть Бенито Муссолини и Чиано. На следующий день Риббентроп и Чиано должны были подписать соглашение, которое станет известно как «Стальной пакт». Оно явилось плодом переговоров между Герингом, Риббентропом, дуче и Чиано, начатых в апреле и длившихся па протяжении нескольких недель наряду со штабными переговорами между военными руководителями обеих стран. Рассерженный бесцеремонным обращением Гитлера с ним при подготовке захвата Праги и вместе с тем чувствуя смутную тревогу по поводу переговоров Англии с Турцией о заключении между ними пакта, Муссолини некоторое время сопротивлялся; он опасался, и не без оснований, что Гитлер пытается втянуть его в войну, а он знал, что ни его вооруженные силы, ни его народ нс готовы к ней.

Однако для Гитлера подошло время принудить Италию подписать такой пакт. Он был ему необходим, чтобы показать западным демократиям, что тоталитарные государства объединены и полны решимости; все это было частью его общего плана поставить Англию и Францию перед лицом объединенного фронта и терроризировать их до тех пор, пока они не уступят его требованиям.

Риббентроп знал, что Италия не проявляла желания подписывать какое бы то пи было соглашение, которое безоговорочно связало бы ее с нацистской Германией. Итальянцы раскрыли английский дипломатический код и передавали в Берлин все секреты Чемберлена, но они не зпали, что немцы раскрыли код итальянцев и читали все, что сообщал итальянский посол в Берлине своему министру в Риме.

Однако по хитрости итальянцы были не чета Риббентропу. Встретившись с Чиано в Милане в начале мая, Риббентроп утешил его тем, что решительно отмел какие бы то ни было предположения, будто Германия собирается начать войну. Он согласился с Муссолини, что, как и Италия, Германия не хочет ввязываться в войну с Западом раньше 1942 или 1943 года. «Стальной пакт» просто продемонстрировал бы полное пренебрежение диктаторских 228

режимов к действиям западных демократий. Риббентроп настолько преуспел в своих усилиях рассеять сомнения Чиано, что тот позвонил по телефону своему тестю и сообщил, что все идет хорошо и что немцы, как и они, убеждены в необходимости сохранения мира по крайней мере в течение ближайших четырех или пяти лет. Риббентроп убедил его в том, сообщал Чиано, что Англия и Франция через месяц-другой «потеряют интерес» к Польше, а Германия между тем оставит этот вопрос «на дозревание».

Это настолько успокоило дуче, что он совершил ту же самую ошибку, что и Чемберлен при переговорах с Беком, и немедленно известил итальянскую общественность да и весь мир, что условия итало-гермапского пакта согласованы *.

Именно этого и ожидал Риббентроп; он тут же предложил проект договора. Прочитав представленный проект, Чиано заметил: «Я никогда не встречал подобного пакта; это настоящий динамит». От пакта действительно отдавало динамитом, ибо он обязывал второго участника автоматически вступать в войну, если один из двух оказывался вовлеченным в боевые действия. «Если случится, против желания и надежд договаривающихся сторон, — говорилось в одной из статей договора, — что одна из сторон окажется вовлеченной в военные осложнения с третьей державой или державами, вторая договаривающаяся сторона придет ей на помощь в качестве союзника и окажет помощь всеми своими силами на суше, на море и в воздухе».

Этот договор отдавал Италию в руки Германии. Точно так же в подобном вопросе Англия оказалась во власти Польши. Теперь вопрос мира или войны для Италии зависел от действий Германии и от того, как там интерпретировали те или иные события. Гитлеру просто оставалось решать, что значили «военные осложнения», а Муссолини и Чиано присоединились к Чемберлену и Галифаксу в качестве политических простофиль.

22 мая в имперской канцелярии пакт был торжественно подписан Риббентропом и Чиано. Гитлер, Геринг, адмирал Редер и генерал фон Браухич своим присутствием

1На это его, несомненно, подтолкнуло заявление в палате общин об англо-турецких переговорах относительно гарантий, и заключение итало-германского пакта явилось, по мнению дуче, удачным ответом на политику Англии. — Прим. авт. засвидетельствовали акт подписания документа и обнимали «доброго итальянского брата». Вечером синьор Атто-лико дал обед в итальянском посольстве. После того как закончились тосты и речи, Чиано подошел к Риббентропу и торжественно повесил ему на шею орден Благовещения, высшую награду Италии, объявив: «Эта награда делает вас кузеном нашего дорогого короля и императора Виктора Эммануила!»

Герман Геринг, этот павлин третьего рейха, собиравший на своем мундире ордена и медали, со слезами на глазах смотрел через стол на красную ленту со сверкающими бриллиантами. «Этим орденом следовало наградить меня! — сказал он. — Ведь это я создал германо-итальянский альянс!»

Аттолико наклонился к фельдмаршалу и успокоил его, пообещав, что замолвит словечко в нужном месте и он также станет кузеном короля.