Николай Платошкин - Че Гевара

После казни, вспоминал Че, начался один из самых тяжелых для него периодов партизанской войны. Отряд численностью всего 20 человек бродил по горам, избегая столкновения с армейскими подразделениями. 22 февраля Че почувствовал приближение приступа астмы, но никаких лекарств у него не было.

Еще 16 февраля 1957 года Фидель провел встречу с руководством «Движения 26 июля» (Франком Паисом, Селией Санчес, Вильмой Эспин, Айди Сантамария, Армандо Хартом и Фаустино Пересом). До этого момента движение «на равнине» считало отряд Фиделя лишь одним из звеньев революционной борьбы, основную тяжесть которой, как и раньше, испытывали подпольщики в городах. После совещания все изменилось — в ходе жарких дискуссий по инициативе Фиделя было принято решение направить все силы движения на поддержку партизанского очага в Сьерра-Маэстре. Накопленные в Сантьяго-де-Куба запасы оружия следовало переправить в горы. Туда же 5 марта должны были прибыть и добровольцы, изначально готовившиеся к вооруженной подпольной борьбе в самом Сантьяго-де-Куба.

Че благоразумно не вмешивался в трудные переговоры Фиделя с руководством движения. Уже по неформальным беседам в лагере ему стало ясно, что некоторые члены руководства (например, Армандо Харт) являются довольно убежденными антикоммунистами. Че решил, что сейчас нет смысла спорить с ними, но постепенно можно будет убедить товарищей в своей правоте.

Со своей стороны Фидель тоже проявил тактическую гибкость. Ему давно уже предлагали назначить Че политическим комиссаром отряда, ответственным за моральное воспитание бойцов и особенно прибывающего пополнения. Такая работа, бесспорно, требовалась. Че писал, что многие новобранцы, выходцы из состоятельных семей среднего класса, рассматривали партизанскую войну как веселое приключение без глубокого идейного смысла. Любые тяготы походной жизни немедленно вызывали в них желание вернуться к папе-маме. Например, они возмущались тем, что приходится есть один раз в день, да и еда не очень-то вкусная. Некоторые новобранцы под разными предлогами уходили из отряда, и Фиделю скрепя сердце приходилось их отпускать, что вызывало необходимость срочно менять место дислокации.

Хотя на должность «замполита», кроме Че, подходящих кандидатов не было, Фидель не стал назначать явного коммуниста. Это могло сорвать тщательно выверенную политическую тактику временного союза со всеми антибатистовскими силами, в том числе с национальной буржуазией. Ведь отряд в Сьерре был ничтожно мал, чтобы претендовать на руководящую роль в революции.

Пока эту роль приходилось завоевывать больше пропагандистскими методами.

20 февраля 1957 года Фидель написал манифест «За кого же мы проливаем кровь, как не за бедняков Кубы!». В нем давалась краткая история боевой деятельности отряда (который Батиста несколько раз объявил уничтоженным) и содержались очень мудрые слова, обращенные к правительственной армии: «…дети Батисты не направляются в горы, не едут туда и дети Табернильи, а также дети министров, сенаторов и миллионеров, использующих власть для своего обогащения за счет солдатской крови. Поэтому мы не чувствуем ненависти к солдатам, поэтому пленных после каждого боя выпускаем на свободу, поэтому раненые получают от нас первую помощь, несмотря на наши скудные запасы медикаментов… Когда же от наших выстрелов падает солдат, в нас больше грусти, чем удовлетворения, и мы сожалеем, что перед нашими прицелами не стоят настоящие преступники, те, кто никогда не был в Сьерре, — сенаторы, министры, политиканы, посылающие солдат на смерть…»11 8

Манифест заканчивался призывом к кубинскому народу осуществлять всеобщий саботаж в экономике и мстить — фактически ликвидировать всех «прислужников тирании, истязающих и убивающих революционеров». Кульминацией компании гражданского неповиновения должна была стать всеобщая забастовка.

Некоторые члены руководства «Движения 26 июля», равно как и вся буржуазная оппозиция, коротавшая время на пляжах Майами, были возмущены содержавшимся в манифесте призывом поджигать плантации сахарного тростника, чтобы «лишить тиранию финансовых поступлений». Позднее это требование было выражено в слогане: «Или Батиста с урожаем, или урожай без Батисты!»

Оппозиционные буржуазные политики в Майами были озабочены тем, что поджоги принадлежащих американцам на Кубе плантаций могут резко изменить отношение США к разворачивающемуся на Кубе противостоянию. К тому же многие из них и сами были в этом бизнесе.

Но Фидель опять все рассчитал правильно, и именно с точки зрения реакции США. Когда поджоги действительно начались (это произошло уже в 1958 году), американские компании стали убеждать власти США отказаться от поддержки Батисты (который не смог организовать эффективной защиты их собственности) и наладить контакт с оппозицией. Многие бизнесмены даже стали платить налоги партизанам, чтобы защитить себя от гражданской войны. Че был очень доволен, когда в кассу Повстанческой армии стали поступать деньги от «Юнайтед фрут» — «зеленого монстра», задушившего революцию в Гватемале.

Наконец, призыв к поджогам сахарных плантаций имел и непосредственное военное значение — Батисте пришлось задействовать силы армии и полиции по всей стране и таким образом оттянуть их от Сьерры.

Кстати, Фидель постоянно напоминал, что к поджиганию плантаций призывали и лидеры антииспанского восстания в 1895–1898 годах — национальные герои Кубы Максимо Гомес и Хосе Марти, признанные даже Батистой. Гомес тогда воскликнул: «И вы мне будете еще говорить о каком-то тростнике, когда течет столько крови!» 119

И все же весной 1957 года тема кубинского сахарного тростника сильно насторожила американцев, хотя и не в связи с манифестом Кастро.

В 1955–1956 годах кубинские власти безуспешно пытались убедить США повысить квоту на закупку кубинского сахара. Эйзенхауэру гораздо дороже какой-то Кубы были отношения с сенаторами и конгрессменами от сахаропроизводящих штатов. У Батисты лопнуло терпение, и, чтобы позлить своих надменных покровителей, он объявил о готовности продать 150 тысяч тонн сахара… Советскому Союзу по 6,12 цента за фунт с поставкой в апреле — июле 1957 года 120. Причем Москва получила от Гаваны еще и опцион на дополнительные 50 тысяч тонн.

Американцы были возмущены таким «предательством» Батисты, и это еще больше усилило их подозрения в отношении диктатора. Батиста ехидно отвечал, что цены на американском рынке упали ниже мировых, а Советы готовы закупать кубинский сахар именно по мировым ценам. Так что бизнес — и ничего личного. На самом деле заигрыванием с Москвой Батиста хотел отомстить американцам за намечавшийся поворот в сторону кубинской оппозиции.