Маркус Редикер - Корабль рабов

Так как пьянство обычно продолжалось всю ночь до следующего утра, хозяин таверны ставил мелом отметки, отмечая растущий матросский долг: «четыре мела за один шиллинг» было частым высказыванием в Ливерпуле. Чем пьянее становились матросы, тем более творческим становился этот подсчет, и долги, реальные и фиктивные, быстро увеличивались. Матросы, которые вечером не подписали контракт, утром оказывались совсем в иной ситуации. Теперь агент предлагал задолжавшим матросам сделку. Если они согласятся отправиться на борт работоргового судна, они смогут получить деньги вперед из будущего жалованья и уплатить долг. Если матросы отказывались от сделки, то хозяин таверны звал констебля и отправлял их в тюрьму. Стенфилд описал этот процесс в поэме:

Часть матросов сразу соглашались на сделку и шли на борт судна; другие выбирали тюрьму. Но когда они там оказывались, то осознавали, что

В итоге матрос оказывался:

Выйдя из тюрьмы, «несчастный», как писал Стенфилд, сразу чувствовал «весь ужас приближения судьбы». Коварный торговец сковал его ноги цепью.

В результате обмана и жульничества многие люди оказывались на борту работорговых судов. Некоторые из-за пьянства и долгов были вынуждены менять темницу на берегу на плавучую тюрьму. Это была «беспокойная молодежь» и те, кто попал сюда «по неосторожности», или же такие, кто рассчитывал обмануть вербовщика, но в итоге обманывал сам себя. «Некоторые, — писал Стенфилд, — добровольно падали в объятия горя». Другие пострадали из-за «ложных друзей»; кто-то бежал, «скрываясь от позора»; были такие, кто, без сомнения, оказался не в ладах с законом. Кого-то настигла неудача, кто-то был «утомлен горем, которое терпение не может никакое вынести». Некоторые потеряли любовь или были «охвачены безнадежной страстью». В одном стихотворении Стенфилд описал своего друга Рассела, который был человек « души нежнейшей, но, увы, не мог препятствовать жестокостям судьбы ». На рабское судно он был «занесен ветрами и горячей страстью». Но, отправившись в тропики, теперь он «испытывает жар пылающий пространства». Матросы работорговых кораблей были похожи на матросов всех других судов, но все же были чуть более наивными и отчаянными. Стенфилд описал собственные побуждения в стихотворении, «Написанном на побережье Африки в 1776» (фактически 1775 г.). Он осуждает свою «опрометчивую молодость» и «юношеский азарт», из-за которых сам попал в ловушку вербовщика. Но в то же самое время он описывает и свой интерес к Африке: «богатство, пышность и красоты природы» и интерес к «наблюдениям». В «этих далеких краях» он искал «интересные истории» и «сокровища мудрости» [191].

Когда на борту «Орла» собралась команда из тридцати двух человек, пришло время отплытия. Друзья и члены семьи некоторых моряков пришли на пристань прощаться. День, как предполагалось, был праздничным, но, как писал Стенфилд, « палуба кренилась под толпой; // И горе отражалось на их лицах ».

Не каждого моряка было кому проводить. Те, кого забрали из тюрьмы, не имели возможности объяснять, куда они плывут. Но даже те, у кого такая возможность была, как думал Стенфилд, « не посылали весточек друзьям, куда их путь лежит ». Многие, очевидно, стыдились того, что они попали на работорговое судно, и не хотели, чтобы кто-то узнал об этом. Наконец, подошло время отплытия. Среди тех, кто оставался на берегу, « разнесся крик, разрывающий небеса ». Матросы ответили им « тремя громкими криками в ответ, разнесшимися эхом приветствий ».

Выйдя в море, матросы приступили к судовым обязанностям:

«Громада» шла теперь полным ходом к Золотому берегу и Бенинскому заливу, и несмотря на все махинации и обманы, которые делали это возможным, корабль в этот момент был величественно красив, заново покрашен, с новыми парусами и развевающимися на морском ветру цветными флагами. Все это, по мнению Стенфилда, скрывало глубокий недуг:

Как думал Стенфилд, рейс начался как обычно: «Матросы работали умеренно, их пропитание было достаточным; короче говоря, поведение капитана и офицеров было таким, как это было везде». Стенфилд плавал на разных судах и мог сравнивать. Кое-что стало меняться, как только земля исчезла с горизонта — корабль стал местом, «где нет никакой возможности ни сбежать, ни искать правосудия». Капитан и офицеры начали говорить о телесных наказаниях. Никого фактически не пороли, потому что, как полагал Стенфилд, это старое судно давало течь и его нужно было ставить на ремонт в Лиссабоне. Это оказывало сдерживающий эффект на офицеров [192].

Как только стало ясно, что ремонт в порту не понадобится, и судно ушло далеко на юг от Лиссабона, все переменилось. Матросов перевели на маленький рацион еды и воды. «Кварта воды в жаркой зоне!» — возмущался Стенфилд, и это при том, что ели они солонину и выполняли тяжелую физическую работу с утра до ночи. Матросы были вынуждены слизывать капли своего собственного пота. Когда Стенфилд обнаружил, что на клетках с курицами оседает роса, он каждое утро облизывал эту влагу, пока другие не раскрыли его «восхитительную тайну». Некоторые матросы так хотели пить, что сразу же выпивали всю дневную норму, как только они получали свою воду, и пребывали в состоянии «неистовой жажды» в течение следующих двадцати четырех часов. В это же время у капитана всегда было вино, пиво и вода.