Кирилл Вертяев - Курдский национализм. История и современность

С другой стороны, несмотря на декларирование равенства всех граждан перед законом, в конституции имелся ряд положений, которые по сути являлись законодательной основой для продолжения политики национальной ассимиляции курдов. В третьей статье турецкой конституции говорилось: «Турецкое государство и турецкий народ являются неделимым целым. Государственный язык турецкий» [381]. Характерная черта конституции — усиленный акцент на национальном единстве турок при непререкаемом авторитете идеологии кемализма. Здесь также можно привести выдержки, характеризующее отношение в основном законе страны к проблеме курдского языка. В частности, в конституции появилась новая статья (42), ясно указывавшая на то, что после переворота культурная ассимиляция курдов будет продолжаться: «Никакой язык, кроме турецкого не может преподаваться в учебных заведениях гражданам Турции в качестве родного языка». И далее: «В публикациях не разрешается использование языков, запрещенных законом» (статья 28). «Ни один из запрещенных законом языков не может быть использован для выражения идеи. Печатная продукция, аудио и видеозаписи, или любая подобная продукция может быль конфискована., если она противоречит данному положению конституции» (статья 26).

Юридические акты, на которые ссылается конституция и по которым использование курдского языка в Турции было запрещено, также были приняты вскоре после военного переворота. Это в первую очередь закон № 2932 «О запрещенных языках». Следуя букве этого закона, родным языком этнических курдов в Турции мог считаться только турецкий. Согласно новой конституции, курды не имели права получать образование на родном языке. В статье 42 сказано: «В учебных заведениях граждане Турции имеют право изучать в качестве родного только турецкий язык и получать на нем образование». Положения о родном языке зафиксированы помимо конституции в Законе № 2923 «О языках»: «Турецкие граждане могут получать образование только на турецком языке в качестве родного. Иностранные языки, разрешенные к преподаванию, определяются решением министерства образования через Совет национальной безопасности» (статьи 2а и 2с). Конституция 1982 года ограничивала права курдов на периодические издания на родном языке: «Уголовному преследованию подлежит каждый, кто публикует статьи или тексты, угрожающие внешней или внутренней безопасности государства, неделимости государственной территории и народа, побуждающие к совершению преступления, актов неповиновения или раскрывающие государственную тайну» (статья 28, часть 5). «Периодические или непериодические издания могут быть конфискованы в интересах следствия, либо если они содержат материалы, представляющие угрозу национальной целостности, безопасности, общественному порядку, или в целях предотвращения противоправных действий» (статья 28, часть 7) [382].

В аналогичных тонах был выдержан Закон о прессе, принятый 10 ноября 1983 года, а также Закон о радио и телевидении. В итоге с 1983 года по сегодняшний день в Турции действовали около 152 законов, ограничивающих свободу слова. Значительная часть из них косвенно ущемляла права курдов, как этноса. 125 статья Уголовного кодекса республики предусматривала наказание вплоть до смертной казни за нанесение вреда «нерушимому единству государства», т. е. за сепаратизм. В статье 312 УК до трех лет заключения было предусмотрено за «разжигание вражды на почве различий языка, культуры и расы». Многие наблюдатели отмечали не раз, что военная, а впоследствии и новая гражданская администрация обращалась с этими двумя статьями весьма вольно: при всей двусмысленности под 125 статью попадали дела о «пропаганде целей политических групп, осуществлявших деятельность по подрыву единства государства». Показателен в этой связи один пример: в конце семидесятых годов политический деятель Сераффетин Эльчи, курд по национальности, участник упоминавшегося выше «процесса 49-ти», позже достигший вершины политической элиты, став в правительстве Эджевита министром общественных работ, в 1981 году вновь был заключен в тюрьму на длительный срок за «курдскую пропаганду» за то, что заявил: «Я курд… В Турции также живут и курды» [383]. Еще один пример: в 1985 году в Турции был подготовлен справочник для чиновников, которые должны были проводить перепись. На вопрос: «Какой еще язык вы знаете кроме турецкого?» предлагались в качестве примера ответа английский, арабский, французский и курдский языки. На основании этого прокуратура Суда государственной безопасности расценило присутствие в списке курдского языка как посягательство на национальные чувства. Она привлекла к судебной ответственности 11 человек, составлявших справочник, и потребовала приговорить их к тюремному заключению сроком от 5 до 8 лет.

В мае 1983 года консультативный меджлис принял закон «О национальном поселении». Теперь под предлогом национальной безопасности турецкие власти могли выселять курдов из одной части страны в другую. Однако отсутствие подобного закона не являлось непреодолимым препятствием для властей в предыдущие годы. Практика выселения курдов имела место и в семидесятые годы. Культурная ассимиляция курдов выражалась не только в запрете на пользование языком и переселением их в турецкую среду — была проведена масштабная кампания по изменению названий курдских населенных пунктов. По сообщениям ряда турецких газег, за шесть лет после переворота в Юго-Восточной Анатолии было изменено около 80 % названий деревень и поселков [384]. Помимо этого было запрещено давать детям курдские имена. В районах компактного проживания курдов рассылались специальные списки турецких имен для новорожденных. В законе № 1587 «О персональном статусе граждан» было сказано: «Давать имя новорожденному имеют право только его родители. Не разрешается давать имена, которые запрещены законом или не являются отражением культурных традиций нации, моральных критериев и обычаев» (статья 16). При этом остался в действии и ряд старых положений, регулировавших этот вопрос: «Если чиновник определяет, что выбор имени ребенка не соответствует условиям, оговоренным законом, он имеет право отклонить регистрацию этого имени. При этом он обязан сообщить в судебные инстанции для рассмотрения вопроса о смене имени в суде». (Распоряжение о возложении о персональном статусе № 7/13269 от 8 марта 1977 г., статья 77).

Также в Конституции было предусмотрено сокращение политического участия масс, отделение неполитических общественных организаций от политики, ограничение свободы СМИ. «Программные документы политических партий не должны посягать на территориальную и национальную целостность государства, права человека, суверенитет нации, или на принципы демократической и секуляристской республики» (Статья 68). Как видим, результатом всех этих юридических постановлений стало то, что в Турции окончательно юридически закреплялось отсутствие статуса курдов, как нации, этноса или просто национального меньшинства. Сейчас, задним числом, можно спорить о действенности и жизнеспособности новой конституции, в частности и о том, насколько демократичной была политическая система в новых условиях Турции. Дискуссии о необходимости внесения туда поправок не утихают до сих пор. При этом можно усомниться в необходимости подтверждения в конституции принципов строгого государственного ланцизма, особенно в условиях, когда на политическую арену в девяностых годах вышли исламистские партии или когда правящая Партия Отечества (Anavatan partisi) еще в середине восьмидесятых провозгласила необходимость религиозного образования в школах. Бесспорным остается лишь одно: в условиях провозглашения конституцией унитарного характера государства там никоим образом не были зафиксированы права объективно существующего курдского этноса.