Никифор Константинопольский - Творения святого отца нашего Никифора, архиепископа Константинопольского

62. Когда вестник довел это до слуха пославшего его, а последний ничего не скрыл от своих соумышленников, то поверг язык их в оцепенение и поразил сердце их скорбно, ибо предложение патриарха было невозможно и не осуществимо. Посему собравшись на совет, они перед царем изрыгали такие речи против непоколебимой опоры церкви. «Невозможно, если согласиться с этим предложением, чтобы то, что определено твоею властью и решено настоящим собором, имело удачный исход; ибо если будет дано время мнению каждого склониться, куда оно пожелает, если осужденные в ссылку будут возвращены и если каждый будет господином своей свободы, без всякого понуждения, то мы скоро останемся беззащитными и одинокими. За ним скоро добровольно последуют все, наше дело окажется в беспомощном положении: и особенно его отказ от диспута с избранными приготовит для нас полное поражение. Итак, довольно приглашений. Вот уже третье приглашение мы делаем ему, а он, слушаясь своеволия, не является. Но, если угодно, пользуясь соборною властью, сообщим ему письменно то, что обычно сообщается упорствующим, чтобы он явился и оправдался в том, в чем обвиняет его собор». Итак, составляют жалкую и убогую грамоту к вождю церкви, в коей повелевалось ему предстать перед нерукоположенными и оправдываться в том, в чем они пожелают (обвинять его). Вручив эту грамоту нескольким епископам и клирикам, не имевшим хиротонии, посылают их к светочу православия, присоединив к ним толпу уличных бродяг, вполне достойную их гнусности. Когда они остановились перед воротами архиерейского дома, великому архиерею был сделан дерзкий доклад об их прибытии. Он же, удрученный одним видом зломыслящих (ибо таково свойство чистых душ — чувствовать омерзение ко всему, что чуждо истины), не имел расположения выйти на беседу с ними. Но насильственно понуждаемый патрицием, которому вверена была его охрана и который не желал отослать их назад ни с чем, он спустя значительное время едва позволил им войти.

63. Вошедши, жалкие не устыдились тяжести болезни, но с обычною дерзостью, лицедейственно и трагически высказали ему то, что было начертано в той ничтожной грамоте. «Собор, — говорили они, — приняв жалобы на тебя, для их рассмотрения повелевает тебе явиться без всякого отлагательства и дать ясный ответ. Посему, прежде чем упорство твоего отказа подвергнет тебя наказанию низложением, измени свое мнение сообразно с мнением собора и царя, согласившись и мысля одинаково с нами относительно отрицания и устранения икон, ибо только таким путем возможно избавиться от обвинения, (возводимого на тебя) жалобами. Если же ты будешь еще упорнее отказываться и мыслить иначе, то подвергнешься обвинению, которое может быть устранено только личною явкою и оправданием в том, в чем тебя обвиняют». Сказав это нескладно архипастырю, волки в одежде пастырей, шепотом передавая друг другу какие-то шутки (ибо не могли прямо взирать на тот чистейший ум и говорить с ним открыто), молчанием прикрывая позор своего стыда, стояли с оглохшими ушами, сильно желая, хотя и были враждебно настроены, воспринять приятный звук его речи.

64. Он же, хотя и удрученный болезнью, предупреждая обвинение, сказал им следующее: «Кто такой угрожает нам жалобами и принимает против нас обвинения? Какой патриаршей кафедры хвалится он быть предстоятелем? Водимый какими пастырскими заботами, подвергает он нас каноническим наказаниям? Если зовет меня свято правящий браздами старого Рима, я явлюсь. Если обвиняет священноглашатай церкви Александрийской, предстану без сопротивления. Если влечет меня на суд священнопастырь церкви Антиохийской, не замедлю. Если приглашает меня предстать для оправдания управляющий Иерусалимской церковью, не уклонюсь. Но если волки лютые, готовые напугать стадо, скрываются под шкурою овец и поносят пастыря, то кто согласится идти даже только посмотреть на тех, на кого, по словам божественного апостола, уже возложено бремя суда (2 Пет 2, 3)? Но если, согласно вашей болтовне, мы приняли бы учение царя и ваше, то загладили ли бы мы позор обвинений против нас? И какой чин будет назначен нам, как подлежащим, по вашим словам, ответу и навлекшим на себя обвинение по канонам? Кто же может в один и тот же день низводить и возводить на высоту не могущего стоять даже внизу? Неужели вы считаете нас непосвященными и Неспособными к исследованию божественных предметов? Разве не облеченные священством должны судить о них? В действительности же именно нечестие способно презирать их и попирать, увлекая повинующихся ему в пропасть ада. Итак, отступите от нас делающие беззаконие, обратитесь на свою блевотину и возвратитесь в свои вертепы разбойничьи. Не можете побороть вы опирающих свой ум на камень правого исповедания, не низвергнете укрепившихся на высоте соборных определений; но о вас самих будут разбиваться волны ереси, не причиняя наводнения церкви кафолической».

65. Высказав это перед людьми, лишенными смысла и исполненными безумия, блаженный присоединил еще следующее: «Если бы даже престол наш остался без пастыря и попечителя, то и в таком случае нельзя было бы никому проповедовать хорошо прикрытую ложь, или составлять незаконные собрания и приходить из другой провинции, чтобы отменять здесь не подлежащие ему определения. Теперь же, когда церковь наша имеет пастыря и не лишена защитника, что может отвести от наказания по канонам вас, желающих на основании, украшенном золотом, серебром и драгоценными камнями, то есть апостольскими и отеческими изречениями, строить зловерие из дерева, соломы и тростника? Так что справедливо объявить вас нарушителями божественных канонов и безумствующими против ясных и очевидных законов и весьма благовременно связать вечными узами». Потом, прочитав им канон и объявив приговор низложения, приказал им выйти из божественной ограды. Они же, как гонимые бичом, одержимые скорбью и яростью, со следовавшими за ними негодяями и бродягами подвергли проклятиям как его, так и Тарасия, этих непоколебимых столпов церкви. Так эти гнуснейшие люди, бесчинно пройдя по улицам и прибыв ко дворцу с ругательствами против святых, горделиво рассказывали перед царем и еретической толпой о том, что они слышали и что сделали.

66. Когда они узнали о своем осуждении на основании канонов и осведомились о непреклонности священной души его от своих клеветников, то ослабели в своей дерзости и отказались от желания беседовать с ним. Но обратившись на другой незаконный путь, они стали говорить о насильственном удалении святого или даже полагали избавиться от него посредством тайного умерщвления его. И если бы один из прилежащих православной вере и сопричисленных к клиру, осведомившись хорошо о замыслах против него, не раскрыл последних и не поспешил принять меры к ограждению его безопасности, то быть может вместе с повествованием о героизме его были бы начертаны на папирусе уже и теперь рыдания о нем. Когда же убийцы в этом злодеянии потерпели неудачу, ибо верховная Божественная Сила хранила Своего служителя, то приложили старание к удалению его с кафедры силою, угрожая предать злой смерти тех, которые помогали ему в чем-либо для облегчения его болезни, и без всякой причины лишив его внешнего почета и узаконенного поминовения во время богослужения. Чудовище это (да не будет, чтобы мы стали называть его царем), иудействуя, угрожало всем, облеченным в священный сан, что если кто открыто назовет его архиереем, то будет исключен из синагоги.