Мария Тендрякова - Охота на ведьм. Исторический опыт интолерантности

За одним исключением. Япония. Японский феодализм был точным сколком, конвергентным, конечно, европейского феодализма, почти что синхронным. И развитие буржуазных отношений в Японии не только сильно не отставало от Европы, но в ряде отношений и перегоняло Европу. Во всяком случае, такие явления, как универмаги, торговые компании, банковское и страховое дело, сетевые коммерческие организации, а также пресса, печатная литература (ксилографическая, разумеется) и издательства, специализирующиеся на той или иной форме литературы, – там были уже в XVIII-м, а частью уже в XVII веке, в начале же XIX века они были уже чрезвычайно развиты. Не хватало лишь машинной технологии, и когда в середине XIX века в Японию наконец проникла машинная технология, то она там нашла абсолютно готовую инфраструктуру, к которой могла быть привита. И Япония быстро вырвалась вперед. Ничего подобного столь бурными темпами не происходило ни в Китае, ни в Корее, ни в Таиланде, ни в Иране, ни даже в Оттоманской империи или других странах Азии, которым удалось избежать колониального господства. В силу каких-то закономерностей их внутреннего развития у них не было такого противостояния прошлого и будущего, не было такого противостояния капитализма и нарождающегося феодализма. А в Японии – было. И именно в Японии на Востоке мы находим наибольшую религиозную нетерпимость и нечто похожее на охоту на ведьм.

Надо сказать, что буддийская религия внешне во многом похожа на католическую. И когда португальцы попали на Восток и увидели буддийские храмы, буддийское монашество, буддийскую иконографию, они были поражены сходством. Они прямо писали, что дьявол подсказал этим язычникам такие формы культа, которые выглядели бы карикатурой на нашу истинную католическую религию. Очень похожей карикатурой. И сами японцы, глядя на этих красномордых, рыжеволосых, носатых варваров, которые вдруг появились у их берегов, изумлялись такому сходству. Но очень многие князья Южной Японии быстро сориентировались, что в христианстве можно найти союзника в борьбе против центрального режима, насаждаемого Токугавским сегунатом в XVII веке.

Так вот, с появлением португальских католических миссионеров многие князья Южной Японии принимали христианство и способствовали переходу в христианство своих подданных. Что, конечно, возмущало японское правительство и значительную часть добрых верующих буддистов. Поэтому родилась ответная реакция на это христианское движение, оно сперва ограничивалось, потом стало подавляться, потом стало искореняться, и искореняться самыми жестокими формами.

Заподозренных в тайном христианстве преследовали так же, как в Европе пособников Сатаны или врагов народа. Их пытали, их распинали, не жгли, правда, но распинали, и было очень много жестких форм борьбы с этой ересью, с этим чудовищем – католическим христианством. При всем при том кое-где в Южной Японии, особенно на мелких островах, сохранились до середины XIX века так называемые какуре каристан, то есть прятавшиеся христиане. Они действительно ушли в подполье, они внешне исповедовали буддизм, но на самом деле даже своим буддийским изображениям старались придать какие-то не слишком заметные маленькие знаковые черточки, которые позволяли им молиться Богоматери, делая вид, что они молятся Бодхисатве. А так как Бодхисатва Авалопитешвара в восточном буддизме имеет женский облик, то ее иконы воспринимались как иконы Богоматери.

Оторванные от духовных наставников, оторванные от Ватикана, японские христиане в течение пары веков спонтанно исказили свое католичество так, что когда уже где-то в 1870-е годы запрет на христианство был снят и туда приехали католические миссионеры, то они пришли в ужас. Пришлось какуре каристан крестить и обращать заново. Но надо сказать, не все и обратились, часть осталась при своей форме христианства, пусть это были и очень немногие деревни, точнее, группы деревень.

Во времена расцвета преследований христиан был такой своеобразный очень обычай. Изготавливались металлические латунные иконы Богоматери и Христа. Металлические – чтобы они выдерживали тяжелые нагрузки. Время от времени какой-то группе людей, какому-то селу предлагалось продемонстрировать свою неприязнь или отказ от христианства путем попрания этих изображений. Их клали на землю, и все истовые буддисты всей деревней должны были с топотом по ним пройтись. Обряд этот назывался фуми-э, то есть топтание картины.

Токугавский сегунат был очень хорошо организованным полицейским государством, почти что полностью изолированным от внешнего мира. Только в порт Нагасаки допускалось строго ограниченное в год число китайских кораблей и один голландский корабль, и там была голландская фактория, но не в городе, а на отдельном островке, и голландцы, что бы выйти с этого островка в город, должны были получать каждый раз специальный пропуск. Всем заправляла государственная тайная полиция, не очень даже и тайная, потому что официальные прокуроры были назначены к каждому князю в каждую провинциальную столицу, назывались они меджете, то есть глаз прикрепленный. Они должны были следить, чтобы князья там не зарывались, ну и соответственно у этих меджете была своя очень разветвленная сеть тайной полиции. Непосредственный же надзор над гражданами был возложен на буддийские приходы, при этом не имело значения, какую школу буддизма данный приход представляет. И вот эти буддийские священники, без регистрации которых человек не мог ни родиться, ни жениться, ни умереть, ни похорониться, следили за нравственностью местного населения. Если кому-либо надо было выехать за пределы уезда, то тот получал как бы паспорт или подорожную в соответствующем буддийском приходе и некое такое свидетельство о своей благонадежности и благонравности. Только при наличии таких документов, подписанных настоятелем, он мог отправиться в путешествие. Такую плотную зарегламентированную опеку и искоренение всяких вольностей в какой-то мере можно считать «буддийской инквизицией».

Тут еще дело в том, что в Японии не было никакого папы. Школ буддийских было много, в каждой из них был свой патриарх, но ничего сравнимого с властью папы римского у этих патриархов не было. Поэтому буддийские священники напрямую подчинялись в отношении своих полицейских функций, с одной стороны, княжеским властям, с другой же стороны, сегунским прокурорам, которые сидели в центре каждого княжества. Так что японские буддийские священники в этой ситуации как бы срастались с властными структурами и вынуждены были выполнять функции религиозно-полицейского надзора и с подозрением относиться ко всяким формам девиантного поведения. Как и католические инквизиторы или даже как большевистские идеологи на уровне какого-нибудь комиссара или секретаря партячейки, когда большевистская вера стала государственной верой, они на всякий случай считали, что народ нужно держать в страхе божьем, что народ должен не только повиноваться властям, но и вербально и поведенчески всячески эту лояльность подчеркивать. Вся наша советская жизнь была иллюстрацией этого, и не только советская, и многие другие Поэтому всякое проявление вольности, всякое девиантное поведение решительно подлежало искоренению.