Мария Тендрякова - Охота на ведьм. Исторический опыт интолерантности

Г. Шверхофф замечает, что исследование архивных материалов, отражающих деятельность этих комитетов на всех стадиях процессов, вплоть до пыточных камер, «сильно отрезвит романтика, который видит в коммунальных традициях оплот демократии и сопротивления репрессиям властей» (там же, с. 318).

Историки, писатели, публицисты, пытаясь разобраться в трагедиях далекого и совсем недавнего прошлого, связывают их прежде всего с теми, кто стоял у кормила власти и был идейным вдохновителем репрессий, – Нерон, Иван Грозный, Робеспьер, Сталин, Гитлер, Мао Цзэдун, всех тиранов не перечислишь.

«…Но наивно думать, что Сталин сам по себе смог бы выбросить десять миллионов крестьян из своих домов, загнать их в гиблые места Сибири или же произвести кошмарно кровавую чистку по сей стране великой. Это делали опять же миллионы граждан, фатально выстроенные в своеобразный всеохватывающий механизм, способный в силу своего устройства действовать именно так, именно с такой чудовищной жестокостью» (Тендряков, 1995, с. 228).

«Фатально выстроенный механизм», который вовлекает в преследования все слои населения, – это и есть суть террора во все времена.

Выявление и преследование инакомыслия становится делом не только карающих органов, но и нормой поведения любого законопослушного гражданина.

На миллионы жертв репрессий – миллионы добровольных доносчиков, тех, кто не из страха кромешного, а искренне, по зову сердца поддерживает и одобряет самые кровавые меры – от «сельских инквизиций» до добровольных соглядатаев. («А как еще с ними, нехристями/вероотступниками/ врагами народа можно?»)

Для кого-то донос, может быть, единственная возможность вырваться из рутины обыденной жизни, почувствовать сопричастность истории, прокладывая по костям путь очередной душеспасительной идее. Для кого-то человеческое «жертвоприношение» – это способ решения своих внутриличностных проблем: стремление к власти, сверхкомпенсация, самоутверждение… Подобные, открытые еще психоанализом, механизмы развития личности и защитные механизмы порою достаточно дорого обходятся человечеству (см. работы А. Адлера о Наполеоне и Гитлере). А может быть, доносительство взращивается банальным конформизмом…

Механизм, по которому обычный обыватель, не фанатик, не преступник, не идейный лидер, вдруг становится доносчиком – еще ждет своих исследователей.

Но как начинается охота на ведьм? Как запускается маховик репрессий?

Все начинается с глобальной идеи спасения всего человечества, с борьбы за единую правду, с утверждения единственно верных ценностей. Это могут быть идеалы Реформации или Контрреформации, утопии коммунизма или антиутопии национал-социализма или другие увлекающие за собой в «светлое будущее» панацеи от несовершенства рода человеческого…

Идея, которая поведет за собой массы, должна быть масштабна. Это должна быть идея «всемирноисторической, вековой важности», ни в коем случае она не должна размениваться на подробности, мельчать, снисходить до разработки конкретных целей. В «Mein Kampf» А. Гитлер это ясно сформулировал: «Идеология национал-социализма должна быть священным фундаментом. Его нельзя размывать подробным объяснением». Все реальные проблемы жизни тонут в этой новой идеологии, озаряющей горизонты человечества: неурожай и голод меркнут перед грядущим царством Князя Тьмы; стыдно обращать внимание на отдельные недостатки перед лицом мировой революции и грядущей победы коммунизма; и уж вовсе не к лицу самой великой нации, истинным арийцам, сетовать на отсутствие масла и безработицу.

Когда великая идея прокладывает себе дорогу – тут уж не до интересов отдельной личности. Люди оцениваются исключительно с точки зрения их полезности для общего дела, их почетный долг – отдать себя без остатка во имя борьбы за непогрешимую истину (Асмолов, 1996, с. 589–591). Где уж считать жертвы! На идею продолжают работать даже те, кого эта великая идея и стоящая за ней идеология отвергают и лишают права на жизнь. Так в ХХ веке жертвы репрессий служили до последнего своим режимам, кто на урановых рудниках, кто на строительстве Беломорканала, а у фашистов – даже пеплом на полях, удобряя всходы будущих урожаев.

Альбрехт Дюрер. Шабаш

Обратившись к истории великих идей, можно обнаружить удивительную закономерность: идеи совершенствования и спасения человечества в целом с отдельным человеком обходились жесточайшим образом, по известной формуле: «Все для людей, и ничто для человека».

Глобальность поставленной задачи, ее размах во времени и пространстве, с одной стороны, становятся своего рода оправданием разрыва с реальностью и пренебрежения настоящим. С другой стороны, они же стоят на страже непогрешимости самой идеи: кому и как судить о правильности лучшего в мире учения, если оно принесет свои плоды только в туманной дали. «Светлое будущее» не раз фигурировало как крепкое алиби для самых разных реформаторских начинаний.

Пока великие идеи спасения всего человечества – теория, ими можно восхищаться или возмущаться. Как только они претворяются в жизнь, они плодят врагов. И дело даже не в том, что «кто не с нами, тот против нас». Просто если совершенство уже открыто и известно, то все остальное не просто несовершенно, а враждебно, ересь, антимир.

Очередная гримаса истории: террор начинается с борьбы за светлое будущее.

Образ врага конструируется как антиидеал. Строго в соответствии с запросами времени и места, врагами объявляются ведьмы, пособники мирового капитализма, коммунисты, сионисты…

Но и это еще не все. Наказание обычного преступника соизмеримо с его преступлением. На «врага идеи» данный принцип не распространяется, ему наказание отмеряется безо всякой связи с преступлением, и вообще сам факт преступления мало кого интересует, достаточно лишь допустить мысль, что он – враг, а раз враг, значит, способен на любое зло (см. об этом: Арендт, 1996, с. 554–593). Так создаются «призрачные» враги, которые подвергаются остракизму не за совершенный проступок, а только в силу обретенного ими статуса врага веры или врага народа. Объявляясь врагами великой спасительной идеи, они сразу оказываются за чертой, превращаясь из человеческого существа в нелюдя. Вот почему соседка, названная ведьмой, уже не заслуживает ни жалости, ни снисхождения, ни юридической защиты. Так включается и срабатывает механизм делегитимизации, который не только приписывает обвиняемому все возможные грехи, но сразу выводит его за пределы социальной реальности, в зону, где не действуют нормы человеческих отношений (см. о делегитимизации: Bar-Tal, 1990).