Дмитрий Мачинский - Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 1

Этот раздел — вставной и несколько нарушающий логику построения всей работы. Однако поскольку в предыдущем разделе была затронута тема этнической атрибуции ЗК, а в археологической литературе уже господствует мнение о славянстве всех памятников, некорректно называемых «постзарубинецкими» или «позднезарубинецкими», что чревато грядущим признанием славянства и самой ЗК, то необходимо именно здесь и сейчас напомнить о некоторых основополагающих фактах и не дать вновь образоваться в этом месте «нарыву лжеславянофильства» — национальной болезни русской и украинской исторической науки, для более позднего времени перерастающей в России в «лжерусофильство».

Вначале коснусь одного давнего поучительного эпизода из истории изучения означенной темы.

В своем фундаментальном классическом труде «На рубеже эр» М. Б. Щукин отмечает, что Д. А. Мачинский (Мачинский 1966а) «предположил», что именно во время походов бастарнов на Балканский полуостров в 182–168 гг. до н. э. (описанных Титом Ливием) произошло сложение культуры поенешти-лукашевка (входящей в зарубинецко-поенештскую общность), и далее пишет: «Но в его распоряжении было еще мало археологического материала, подтверждающего эту мысль. Такие материалы собрала К. В. Каспарова (Каспарова 1978). <���…> Этнографической особенностью носителей зарубинецкой культуры были <���…> „зарубинецкие“ <���…> фибулы с треугольным щитком. <���…> К. В. Каспаровой удалось найти прототипы этой формы в „копьевидных“ фибулах… Балканского полуострова <���…>. Идея Д. А. Мачинского в результате работ К. В. Каспаровой обрела плоть» (Щукин 1994а: 117).

К сожалению, Марк Борисович запамятовал то, что я довел до его сведения еще в 1978 г., после появления соответствующих статей К. В. Каспаровой. Тогда он в целом согласился со мной, написав мне сохранившееся письмо. Кратко напоминаю суть того, что рассказал ему.

В 1966 г. А. К. Амброз обратил внимание на сходство «зарубинецких» фибул с фибулами Югославии с треугольным щитком, заключив, однако, что «для суждения о соотношении рассмотренных фибул с зарубинецкими пока нет данных». При этом он картировал известные ему находки этих фибул на северо-западе Балканского полуострова (Амброз 1966: 18–19; табл. 18, 3). В том же 1966 г. я не «предположил», что культура поенешти связана с бастарнами, а безоговорочно соотнес ее с ними (Мачинский 1966а: 95). В 1967 г. я написал статью «Корчеватовский могильник и хронология зарубинецкой культуры Среднего Поднепровья», хранящуюся ныне в моем архиве. В этой статье я указал, что, в отличие от А. К. Амброза, считаю, что «„зарубинецкая“ фибула не является, как считалось до сих пор, изолированной формой <���…>, так как на Балканском полуострове существует <���…> фибула <���…> аналогичная „зарубинецкой“, причем ранние ее варианты <���…> датируются II в. до н. э.». Я настаивал, что это сходство не случайно, а обусловлено прямыми связями между всей зарубинецкой культурой и Подунавьем, что «при датировке наших фибул нужно учитывать хронологию их южных „близнецов“» и относить сложение зарубинецкой культуры ко II в. до н. э. При этом я ссылался на работы, посвященные археологии Северо-Западных Балкан, в том числе на раскопки некрополя в Езерине, давшие наиболее ранние на тот момент образцы таких фибул (Мачинский 1967: 29, рукопись). Из-за некоторых обстоятельств я не отдал тогда эту статью в печать.

В отличие от А. К. Амброза и К. В. Каспаровой (до 1974 г.) я никогда не ограничивал сложение зарубинецкой культуры началом I в. до н. э., а начиная с работ 1965 г. относил его ко второй половине II в. до н. э. или к концу II в. до н. э., а в 1973 г., опираясь на этнокарту Страбона, я определенно признавал бастарнами население, оставившее группу поенешти и зарубинецкие памятники южной части Среднего Поднепровья и среднего Ю. Буга (Мачинский 1965а; 1965б; 1966а; 1973а). Я всегда подчеркивал особую близость группы поенешти с зарубинецкой культурой, особенно с зарубинецкой культурой Полесья на раннем этапе, и ввел общее для них обозначение «зарубинецкая культурная общность» (Мачинский 1973а; 1976), позднее замененное М. Б. Щукиным на зарубинецко-поенештскую общность.

В отличие от меня, К. В. Каспарова (до 1974 г.), следуя за А. К. Амброзом, датировала возникновение зарубинецкой культуры началом I в. до н. э., никогда не придавала никакого значения балканским аналогам «зарубинецких» фибул и не упоминала о походах бастарнов на Балканы в 182–168 гг. до н. э.

В январе — феврале 1974 г. я передал в редакцию «Археологического сборника Государственного Эрмитажа» (АСГЭ) мою написанную в 1967 г. и хранящуюся в моем архиве статью, где обращается внимание на решающее значение балканских аналогов «зарубинецких» фибул для определения хронологии и культурного облика зарубинецкой культуры. Статья должна была пойти в АСГЭ № 18. До этого ряд моих статей печатался и принимался в АСГЭ (№ 13, 1971 г.; № 15, 1973 г.; № 16, 1974 г.; № 17, 1976 г.), и никогда я не слышал о каких-либо внутренних рецензиях на них. На этот раз заведующая ОИПК ГЭ Г. И. Смирнова передала мою статью на рецензию К. В. Каспаровой, с которой ее связывали очень тесные отношения, и та дала отрицательный отзыв, исключающий возможность публикации статьи. Об этом мне сообщила Г. И. Смирнова, а сама К. В. Каспарова не сказала мне ни слова и избегала встреч со мной. А в 1977 г. в АСГЭ № 18 появилась статья Каспаровой «О фибулах зарубинецкого типа», где она приводит все упомянутые мной балканские аналогии, добавляя к ним еще ряд памятников, частично опубликованных уже после моей машинописной статьи 1967 г., и предполагает, что ранние «зарубинецкие» фибулы можно датировать не позднее середины II в. до н. э. Ссылаясь на другую мою статью (Мачинский 1973а), К. В. Каспарова сообщает: «В рассказах античных писателей о походах бастарнов в 179–168 гг. до н. э. через Дунай <���…> упоминается кельто-иллирийское племя скордисков», с которым она и связывает некоторые пункты, где были найдены «копьевидные» фибулы (Каспарова 1977). Никаких «рассказов античных писателей» об этих походах и о союзе бастарнов и скордисков не существует, а есть уникальное подробное описание их в «Истории» Тита Ливия, проанализированное в моих статьях. Просто до этой работы К. В. Каспарова никогда не привлекала письменные источники для понимания сути зарубинецкой культуры и ознакомилась с ними лишь по моим статьям. Об этнической атрибуции зарубинецкой культуры К. В. Каспарова осторожно пишет лишь следующее: «Как известно, с именем бастарнов связываются памятники типа Поянешты-Лукашевка, некоторая близость которых к зарубинецкой культуре несомненна» (Каспарова 1977: 76). К несомненным достоинствам этой полезной статьи следует отнести скрупулезно собранные сведения о большом количестве местонахождений «копьевидных» фибул и точное их картирование.