Дмитрий Мачинский - Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 2

Само имя «кюльфинги», видимо известное с конца IX в., образовано от древнеисландского корня с помощью суффикса, употребительного и в этнических, этносоциальных и родовых наименованиях. Один из вариантов перевода этого неоэтнонима – «дубинщики, вооруженные дубинками» – имеет, возможно, уничижительный смысл (Фасмер 1967: 287; Мельникова 1986: 209–210). В саге они, как и норвежцы, заняты грабежом лопарей и торговлей с ними, причем их отряды имеют примерно ту же численность (20–30 человек), что и обычные норвежские группы сборщиков дани. Правда, если поборы норвежцев носят уже традиционный и узаконенный характер и обозначаются как «дань», то поборы кюльфингов, видимо, начались совсем недавно (если не впервые) и именуются «грабежами». В столкновении скандинавы (правда, более многочисленные) без труда побеждают кюльфингов. Столкновение «в горах, на востоке Финнмарка» имело место в северной части Манселькя или в Хибинах, куда кюльфинги пришли «с востока». Это выражение следует понимать в обычном для саг значении, т. е. что базовая территория кюльфингов находилась где-то к востоку от Балтийского моря. На север Фенноскандии они могли прийти только с юга или юго-востока.

В трех редакциях скандинавского сказания «О заселении земли сыновьями Ноя» Кюльфингаланд (земли кюльфингов) помещена среди «удела» потомков Иафета сразу вслед за Великой Свитьод (прилегающей с севера к Черному и Азовскому морям частью Восточной Европы) и обозначается как «Кюльфингаланд, который мы называем Гардарики». Сочинение уже существовало к началу XIV в. Аналогичные сведения содержатся и в древнейшем исландском итинерарии – «Дорожнике аббата Николая», составленном между 1154 и 1159 г., где читается «Кюльфингаланд, который мы называем Гардарики» (Мельникова 1976: 142, 146; 1986: 130–136). Помещение Кюльфингаланда среди весьма древних (по времени их сложения) «земель», доставшихся сыновьям Иафета (позднейшая – Унгараланд, существует с конца IX в.), заставляет (в согласии с данными «Саги об Эгиле») предположить и не меньшую древность «земли кюльфингов». Отождествление с Гардарики могло возникнуть также весьма рано, например, в X в., когда уже безусловно был известен хо-роним «Гардар»; возможно, однако, что это отождествление возникло в XII в., когда Кюльфингаланд мог оказаться в составе Новгородской Руси в результате интенсивного освоения новгородцами и их князьями северных земель; не исключено, что отождествление базируется на обоих вышеназванных основаниях. В любом случае, Кюльфингаланд, явно расположенный на северных границах Руси, мог отождествляться с Гардарики только в том случае, если он лежал у самого начала тех водных путей, по которым скандинавы проникали на Русь, т. е. где-то в проречье Невы, Волхова, Сяси и, с меньшей вероятностью, Паши и Свири. В пользу тесной связи колбягов-кюльфингов с морским побережьем говорит свидетельство передневосточного писателя XIV в. Димешки о «келябиях», живущих у берега «моря Варанк» наряду с «варанками» и «сакалибами». Возможно, в пользу «приморского» положения колбягов говорит и хороним «Калбакссида», т. е. «побережье» «калбак» (Рыдзевская 1934: 513), упоминаемый в «Босасаге» наряду с Швецией и Курляндией.

Однако в X–XI вв. Русь если и имела прямой выход к Балтике, то только в районе устьев Невы и Западной Двины, а живущие здесь водь, ижора, карела и ливь по ряду причин (на которых нет смысла и места останавливаться) никак не могут быть отождествлены с колбягами. Отсутствуют здесь и следы «колбяжской» топонимики.

В силу возникающих трудностей необходимо остановиться на объеме представлений о «Варяжском море», «море Варанк» и «морском пути на восток» в средневековых источниках. В целом ряде саг при описании пути героев «на восток» их морское путешествие оканчивается лишь прибытием в Альдейгью (Альдейгьюборг), Хольмгард или Гардарику, т. е. плавание по Неве, Ладоге и отчасти Волхову составляет часть морского пути «на восток». В «Саге о Хальвдане» битва, явно происходившая в Ладожском озере, рассматривается как морская битва (Джаксон, Мачинский 1988).

Во вводной части «Повести временных лет» (ПВЛ) сообщается: «Ляхове же, и пруси, чюдь преседять к морю Варяжскому. По сему же морю седят варязи семо ко востоку до предела Симова». По ПВЛ ближайшей землей к «пределу Симову» являются «болгары» (волжские). В связи с этим отметим, что, по согласному представлению многих передневосточных авторов, Балтийское море («море Варанк») простирается далеко на восток до Волжской Болгарии. Все подобные представления находят объяснение в том, что пресноводное Балтийское море, отделенное узкими проливами от Северного, не ограничивалось резко от продолжавших его на восток огромных озер Ладога и Онега, соединенных с Балтикой короткой и полноводной Невой. Даже когда позднее обособленность Ладоги была осознана, Нева воспринималась автором ПВЛ не как река, а как «устье» озера Нево, которое «внидеть… в море Варяжское», а автор «Хроники Эйрика» при описании событий 1300 г. сообщает, что «Белое озеро» (совокупность Ладоги, Свири и Онего) – огромное, как море. По данным Иоакимовской летописи, Рюрик отдал своей жене Ефанде, матери Игоря, во владение некий «град при море», в котором трудно видеть что-либо иное, чем город Ладога (Альдейгья), стоявший в 12 км от Ладожского озера (Рыдзевская 1978: 114–115; Татищев 1962: 110).

Совокупность всех приведенных данных позволяет искать «землю кюльфингов» и «колбяжское побережье» не столько на восточном берегу Балтики (этнономенклатура которого хорошо известна и где нет места колбягам), сколько на берегах Ладоги и Онего, откуда пролегали удобные пути и на Кольский полуостров, куда колбяги проникают, вероятно, уже в конце IX в. (и никак не позднее начала XIII в.) и в Новгород, где они отмечены с начала XI по рубеж XII–XIII вв.

Подобная локализация подтверждается обстоятельством совместной находки (в одном ярусе и в одной усадьбе) двух новгородских берестяных грамот XII в., в одной из коих (№ 222) Матвей пишет Юрию из одного места в другое и дает указания о некоей судебной тяжбе, в которую втянуты и колбяги («если не бежали колбяги»). Одно из мест, подразумеваемых в грамоте, видимо, Новгород. Где же находится другое, тоже как-то связанное с тяжбой и колбягами? Указание на это, возможно содержится в другой (№ 219) грамоте из той же усадьбы. Это также письмо (приказ?) от одного лица к другому, касающееся ссудных операций. В этой грамоте имеется и единственный на обе грамоты бесспорный топоним: некто Данешинич должен возместить свой долг за счет неких хлебных (или рыбных) угодий «на низ Сяси» (Арциховский, Борковский 1963: 39–41, 44–45 [13] На происхождение обеих грамот из одной усадьбы обратил наше внимание А. Е. Мусин. ; Черепнин 1969: 26, 48–50, 80–82). Итак, хозяин усадьбы имел тяжбы с колбягами и как-то был связан с угодьями в низовьях Сяси, т. е. на юго-восточном побережье Ладожского озера, где, как видно из изложенного ранее, и естественно искать землю колбягов; на приозерных угодьях продвигавшиеся от Ладоги и Волхова новгородцы и могли соприкасаться с иноэтничным и иноверным населением – колбягами.