Дмитрий Мачинский - Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 2

На базе этих этнокомпонентов в Приладожье складывается своеобразный этносоциум, который убедительно соотносится с кюльфингар (кюльфингами) скандинавских, колбягами русских, кулпингами византийских и келябиями арабских источников. Колбяги в конце IX–XI в. ходили за данью вплоть до Кольского полуострова на севере, торговали в Новгороде, служили в наемных войсках Византии и, видимо, находились в сложных и достойных отдельного исследования отношениях с Русским государством в целом и с Ладогой в частности. Эта северная пограничная полиэтничная (но имевшая скандинавское имя) хорошо вооруженная вольница сохраняла свое имя до рубежа XII–XIII вв. (Мачинский 1988).

Сумма историко-археологических данных убеждает в том, что и после переноса столицы Руси на Рюриково городище и в Киев Ладога и тяготеющая к ней область остаются наследственным доменом великих князей, которым они распоряжаются по собственному усмотрению вплоть до начала XI в. Взаимодействию собственно городской, княжеской и религиозной сфер жизни Ладоги в это время посвящены интересные исследования Г. С. Лебедева (Лебедев 1985).

Историки обычно забывают, что эпохе вооруженного (и по-своему плодотворного для обеих стран) соперничества Швеции и Руси-России за преобладание на Балтике, в Приладожье и Финляндии в 1142–1809 гг. предшествует эпоха преимущественно мирного и плодотворного русско-шведского сотрудничества примерно в 750–1130 гг.

Великий взрыв энергии эпохи викингов предопределил особую роль скандинавов как катализатора процессов образования самого морского и самого континентального из государств Европы (точнее, Европейской христианской цивилизации) – Англии и Руси, дочерними образованиями которых являются Соединенные Штаты и Российская Империя. При этом действия шведов и гаутов на востоке в качестве колонистов (первичная русь) или членов наемных дружин (варяги) были, по-видимому, менее кровавыми, чем действия англов, датчан и норвежцев на западе. Все достоверно известные набеги на район Ладоги до середины XII в. совершались норвежцами, а не шведами.

С 1019 г. наступило совершенно особое столетие интенсивного взаимодействия и сотрудничества Руси и Швеции. В этом году был заключен брак между Ингигерд – дочерью первого шведского конунга-христианина Олофа Шётконунга и Ярославом Мудрым. В виде свадебного дара Ингигерд был отдан «Альдейгьюборг и то ярлство, которое к нему относится», а ярлом-воеводой Ладоги она избирает своего родственника Рёгнвальда (Рагвальда), до того – ярла Вестеръётланда, обязанного выплачивать дань Ярославу и защищать север Руси от «язычников». Как мы знаем из позднейших источников, Ладога контролировала на западе Неву, Карельский перешеек, Ижорскую землю и остров Котлин, а на северо-востоке в XI в. усилиями ярла Рёгнвальда, его наследников и ладожан облагаемая данью территория достигла побережий Северного Ледовитого океана.

Известно, что Ладога дала России династию Рюриковичей, при которой христианство стало государственной религией. Менее известно, что Альдейгьюборг сыграл важнейшую роль в утверждении в Швеции той династии, которая сделала необратимой христианизацию страны. Сыновьями Рёгнвальда от первого брака с Ингеборг, сестрой норвежского конунга Олава Трюгвасона, были Ульв и Эйлив. Последний после смерти отца становится ярлом Ладоги и одним из главных воевод Ярослава. Очень вероятно, что третьим сыном Рёгнвальда от второго брака с норвежкой Астрид был Стенкиль, как считал выдающийся шведский историк Гейер (Geijer 1832: 130–135) и как подтверждается современными исследованиями (Казанский, Мачинский 1996). Стенкиль сначала становится первым ярлом Свитьода, т. е. вторым лицом в государстве, а затем, после смерти брата Ингигерд короля Эмунда Старого, провозглашается королем Швеции. Стенкиль был примерным христианином и проводил политику осторожной христианизации страны. После его смерти около 1066 г. в Швеции начинается борьба за власть и наступает языческая реакция, поразительно совпадающая по времени с языческими восстаниями волхвов на севере Руси, что говорит о тесной связи между двумя странами на всех уровнях.

В 1080-е гг. королем Швеции становится сын Стенкиля Инге Старший, до того проживавший какое-то время на Руси (Geijer 1832: 132). Вероятно, подобный успех в борьбе за власть вестеръётландской династии, политически и родственно связанной с династией Рюриковичей, был невозможен без поддержки из Руси, и в частности из Ладоги. Когда в 1090-е гг. Инге закрепляется на престоле, первым его известным политическим актом становится брак в 1095 г. его дочери Кристин (правнучки Рёгнвальда Ладожского) с Мстиславом-Харальдом (сыном Владимира Мономаха, правнуком Ярослава и Ингигерд). Этот брак закрепил союз между Русью и Швецией и, возможно, разрешил некоторые трудности, связанные с политическим статусом Ладоги и «ярлством Альдейгьюборга» (Мачинская, Мачинский 1995: 8–9; Казанский, Мачинский 1996: 67). Мстислав и Кристин живут, по словам Мстислава в передаче В. Н. Татищева, «в совершенной любви», а Инге Старший неуклонно продолжает христианизацию Швеции и умирает около 1112 г. И хотя в Швеции остаются на престоле его племянники, все же, видимо, опасаясь перемен в русско-шведских отношениях, ладожский посадник Павел, по инициативе Мстислава, в 1114–1116 гг. строит в Ладоге каменную крепость. Кристин умирает в 1122 г., а Мстислав Великий – в 1132 г., являясь к этому времени главой Русского государства.

В 1120-х гг. в Швеции прерывается «ладожская династия» Стенкиля, а с 1140-х гг. появляются первые осложнения в русско-шведских отношениях: шведский флот, возглавляемый князем и епископом, нападает в 1142 г. на суда новгородских «гостей». Наличие епископа говорит о начале политики шведской христианизации прибалтийских финнов. В 1147 г. Генрих Лев предпринимает Первый крестовый поход не против мусульман, а против прибалтийских славян-язычников. К 1155–1157 гг. относится поход шведского короля Эрика Святого в Южную Финляндию, который, несмотря на вторичность сообщающих о нем источников, все же имел некоторый «крестоносный» оттенок. В итоге шведские политические интересы приходят в непосредственное соприкосновение с интересами Руси, которая прочно включает к этому времени в свой состав земли корелы на Карельском перешейке.

Однако даже обостряющееся соперничество дает, как это присуще человеческой истории, и свои «прогрессивные» результаты. Как бы стремясь предотвратить возможные осложнения, новгородский епископ Нифонт строит в 1153 г. в Ладоге церковь Святого Климента, римского папы, равно чтимого и на Руси, и в Скандинавии (в церкви Святого Климента в Норвегии покоились мощи Святого Олафа). В том же 1153 г. Швецию посетил легат папы Николаус Альбано (Pirinen 1952; Шаскольский 1978). Возможно, Нифонт и не знал об этом, но совпадение этих фактов показательно. Новгородское государство и церковь начинают интенсивное строительство в Ладоге, первом городе на пути от Балтики на Русь со сложным славяно-скандинаво-финским этническим составом населения и города, и округи. Это строительство, вероятно, не ограничивалось церквями, хотя сохранились только они. После церкви Святого Климента строится храм Успения Богородицы (Гусева, Воинова 1995), и именно в Ладоге завершается формирование того типа храма, который станет определяющим в новгородско-псковской архитектуре XII–XIII вв. В 1164 г. происходит нападение шведского флота на Ладогу, окончившееся его разгромом. Бурное строительство в Ладоге и ее окрестностях продолжается, и среди ряда других церквей строится сохранившаяся церковь Святого Георгия, шедевр новгородско-ладожской архитектуры и греко-русской фресковой живописи; возникают монастыри, разрастается посад.