Дмитрий Мачинский - Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 2

Одновременно с образованием географических и историко-культурных понятий «Европа» и «Азия» в VII–V вв. до н. э. в рамках античной традиции формируется понятие «Скифия» (позднее Сарматия + Скифия), обозначающее огромную территорию на северо-востоке Евразии, ограниченную на западе дельтой Дуная, Восточными Карпатами, Вислой и восточным побережьем Балтики, а на юге – Черным морем, Кавказом, среднеазиатскими пустынями, горами Тянь-Шань и Великой Китайской стеной (Мачинский, Мачинская 1988). Поначалу вся известная эллинам Скифия до гор Алтая (Рипеев) была отнесена к Европе (Геродот), но позднее возобладало мнение, что река Танаис (Дон) делит ее на европейскую и азиатскую Скифию.

Много позднее полным политическим соответствием природному единству евразийской Скифии становится Российская империя со сто-лицей в Санкт-Петербурге, сформировавшаяся на базе политико-культурного и религиозного наследия Древней Руси, первой столицей которой был Альдейгьюборг/Ладога. При этом «идея Петербурга», «функция Петербурга» как своеобразных «ворот», точки преломления импульсов между собственно Европой и Скифией безмерно древнее самого Санкт-Петербурга.

На территории Европейской Скифии в сходных географических условиях двукратно возникает особый политико-экономический и культурный организм, своего рода «пра-Петербург», служащий основными «воротами» между Скифией и ведущими центрами Европы. Первым таким организмом было Боспорское царство на берегах Керченского пролива и особенно его столица Пантикапей (позднее Боспор, ныне Керчь), связанная в V–III вв. до н. э. тесными отношениями с главным центром средиземноморской Европы Афинами и со скифским царством между Дунаем и Доном. В X–XI вв., в эпоху христианизации Руси, Тмутаракань на берегу Керченского пролива становится ее главным морским форпостом в контактах с Византийской империей. В начале своего правления Петр Великий пытается покончить с изоляцией России и выйти на морские просторы именно через территорию древнего Боспорского царства («Азовские походы»).

Существенно, что герулы и готы (германские племена, имевшие скандинавские корни) при своем первом проникновении на территорию Скифии также использовали Боспор как основные «ворота в Европу», начав оттуда свои военные экспедиции в Средиземноморье в 256–270 гг. Видимо, эти исторические воспоминания и контакты с оставшимися в Крыму готами сыграли определенную роль в том, что, когда в VIII–IX вв. скандинавы вновь начинают активно проникать в Скифию и осваивать Черное море, они обозначают часть Скифии от Балтики до Урала новым названием «Великая Швеция» ( Svíþjо́ð in mikla ), в то время как собственно Швеция именуется Швецией ( Svíþjо́ð ) или «Малой Швецией». Области, прилегающие к нижнему Дону и Азовскому морю, признаются в «Хеймскрингле» прародиной богов, в том числе Одина, Великая Швеция именуется «Жилищем богов» ( Goðheim ), а собственно Швеция – «Жилищем людей» ( Mannheim ). За этой терминологией чувствуется осознание огромности осваиваемой территории, смутное ощущение значительности деяний, к которым она призывает, и «сакрального приоритета» Великой Швеции, ее особой соотнесенности с областью божественного [20] Интересную гипотезу предложил в частной беседе Б. В. Останин, который возводит к названию «Великая Швеция» известное выражение «Великая ( mikla ) и святая ( Svíþjо́ð ) Русь», т. е. фактически этимологизирует его как «Великая Шведская Русь». Свою гипотезу он мотивирует упомянутой в данной статье «особой соотнесенностью Великой Швеции с областью божественного». После христианизации Руси эта соотнесенность, поддержанная фонетической близостью слов Svíþjо́ð и «святой», вполне могла закрепиться в самоназвании «Святая Русь». . В пределах Великой Швеции (иногда рядом с ней) скандинавские саги помещают Гардарики/Русию ( Gardariki/Rusia ), т. е. Русь.

В 1995 г. исполнилось 150 лет со времени выхода книги А. А. Куника, одно время исполнявшего обязанности директора Императорского Эрмитажа, в которой он подвел солидную научную базу под высказывавшуюся и ранее гипотезу о происхождении имени «русь» от финского названия шведов « Ruotsi », в свою очередь восходящего к целому комплексу однокоренных слов и топонимов в древнесеверогерманском и древнешведском языках, в том числе к названию приморского округа севернее Стокгольма и прямо на запад от Петербурга – Рослаген (Kunik 1844; 1845). Этому юбилею была посвящена в мае 1995 г. научная конференция в Старой Ладоге – первой столице Руси, игравшей для нее и для всей Великой Швеции роль «пра-Петербурга».

В раннем Средневековье процесс «европеизации», выраженный в христианизации и распространении европейских историко-культурных представлений и социально-экономических институтов, охватывает побережья Северного и Балтийского морей. С момента зарождения в VIII–IX вв. нового этносоциума «русь» (сначала полиэтничного, а позднее славянизирующегося) возникают новые главные ворота между собственно Европой и Скифией – город Альдейгья/Ладога/Альдейгьюборг – место встречи на земле финноязычных племен двигающихся с юга славянских и с запада – скандинавских поселенцев. Финский топоним со значением «нижняя река» ( Alode-jogi ) преобразовался в скандинавское название Альдейгья ( Aldeigja ), от которого, в свою очередь, происходит славянское – Ладога. С возникновением не позднее начала X в. крепости город получает имя Альдейгьюборг ( Aldeigjuborg ), образованное по той же модели, что имя Петербург, где borg = бург.

Как и Петербург, Альдейгьюборг находился у крайней восточной части Скандинавского Средиземноморья, состоящего из Северного моря и Балтики и включающего на западе Ла-Манш, а на востоке – озеро Нево (Ладожское озеро), которое, по представлениям IX–XII вв., было частью моря, соединенного с ним широким устьем – ныне Невой. Небольшая осадка морских судов позволяла им беспрепятственно проходить до опасных волховских порогов: Ладога/Альдейгьюборг была в VIII–XII вв. крупнейшим морским портом Волго-Балтийского речного пути и центром кораблестроения, так как именно здесь проходила перегрузка товаров с морских судов на речные, на сухопутный транспорт и обратно. С увеличением глубины осадки судов и с возвращением России на берега Балтики в начале XVIII в. подобный порт мог возникнуть лишь на Неве, ниже Ивановских порогов, что и выразилось в основании Санкт-Петербурга (и его шведских предшественников – Ландскроны и Ниеншанца).