Дмитрий Мачинский - Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 2

В связи с этим напомню, что единственным народом, покоренным при Херманарике готами, но не упоминаемым среди побежденных ими народов Скифии и Германии, являются rosomoni (gens rosomonorum, в некоторых списках – rosomanorum, rosimanorum). Эти rosomoni, скорее всего, являются жителями Балтийского побережья Скандинавии, которую Иордан не включает ни в Скифию, ни в Германию. Их имя восходит к готскому эпосу, записанному по-гречески Аблабием и пересказанному по-латыни Иорданом. Оно состоит из двух германских корней, первый из которых *rōs- является определением ко второму – герм . *man- «человек», транслитерированному в соответствии с греч . μόνος «один, единственный» – *Ῥωσομόνοι. Полагаю, что rosomoni/rosomani IV в. являются формой передачи этносоциального термина, отраженного в шведских источниках с XIII–XIV вв. в словах roþsmæn/rođsmæn «гребцы, мореплаватели», обозначающих жителей приморской области Швеции Roðen/Roden, Roslagen, название коей выводится из древнесеверогерманского *roð(e)R, *roþ(e)R «гребля, гребной поход, плавание между островами». Древнейшее название этой области *Rōþ(r)-s-land – «земля рос», или «росская земля», – зафиксировано в рунической надписи XI в. (Мельникова 2001: 265–270). Вероятно, росоманы были прибрежной группировкой свионов (свеев), наиболее тесно связанной с поездками на гребных судах, так ярко описанных еще Тацитом. Судя по данным Иордана, северный меховой путь из Швеции в Прикамье существовал и в VI в. Предание, связанное с росоманами, отражающее события второй половины IV в. и излагаемое Иорданом в VI в., в основных сюжетных линиях, с сохранением лишь слегка измененных имен героев, но без упоминания этнонима rosomoni/rosomani, излагается в скандинавских по происхождению «Старшей Эдде» и «Младшей Эдде», записанных в XIII в. (Мачинский 1990: 110–112; Мачинский, Кулешов 2004: 64–65).

Таким образом, к VII–VIII вв. на пересечении «вертикального» пути юг – север и «горизонтального» запад – восток, в Приладожье, Приильменье и Верхнем Поволжье существовали уже все «энергетические» и экономические предпосылки и этнические компоненты для возникновения здесь русского протогосударства.

Переходя к главной части статьи, напоминаю, что ввиду предпринимаемой попытки вместить в ее рамки невместимое, я в крайне сжатой форме излагаю то понимание некоторых узловых проблем исследуемого периода, которое представляется наиболее достоверным.

Нижняя граница возникновения русского протогосударства определяется в первую очередь началом бурного строительства в Альдейгье-Ладоге, датируемого, по данным дендрохронологии и нумизматики, 750–760-ми гг., а также отчетливыми археологическими свидетельствами присутствия в ней и во всем Поволховье во второй половине VIII в. и пришедших с запада скандинавов («руси»), и продвинувшихся с юга славян и балтославян («словен» и «кривичей»), и, в меньшей мере, финноязычного населения. К 760-м гг. относится появление в Ладоге первых арабских серебряных дирхамов, а в 770–780 гг. их поступление становится систематическим.

Несколько ранее этого времени, после похода Марвана в Хазарию в 737 г., прекращаются интенсивные арабо-хазарские войны, и наступает период полного мира между Арабским халифатом и Хазарским каганатом в 738–762 гг., сопровождаемого кратковременным принятием хазарами ислама и закрепленного в 759 г. браком Язида, эмира Армении, и Хатун, дочери кагана. После смерти Хатун в 762 г. вновь происходят военные столкновения 763–764 гг., но они носят лишь локальный характер. В это же время, в 750 г., династия Омейядов сменяется династией Аббасидов, а в 762 г. столица халифата переносится в Багдад, где начинается интенсивная чеканка дирхамов, превосходящая продукцию других монетных дворов. Все это способствует налаживанию торговли между Арабским халифатом, с одной стороны, и Хазарским каганатом и лежащими севернее него землями – с другой.

В тот же период происходят кардинальные трансформации и в Западной Европе, во многом предопределившие ее судьбу в последующие эпохи. В 732 г. Карл Мартелл в битве при Пуатье остановил накатывающуюся на Европу волну арабского завоевания. В 751 г. его сын Пипин Короткий был провозглашен королем и помазан на царство папой, а в 762 г. королем франков стал Карл Великий, получивший в 800 г. в Риме от папы Льва III высший титул императора. В этот же временной промежуток были полностью подчинены фризы, а их торговый город Duurstede/Dorostat, расположенный в низовьях Рейна, стал важнейшим франкским торговым центром и портом Dorestad. В начале VIII в. возникает важнейшая фризская торговая фактория Хедебю/Хайтабу в южной части Ютландии, на месте короткого волока между максимально сближающимися водными системами Северного и Балтийского морей. На рубеже VIII–IX вв. Хедебю становится крупным поселением на кратчайшем торговом пути от нижнего Рейна, Везера и Эльбы в Балтику и далее вдоль ее побережий на восток и север.

Синхронность кардинальных изменений в Арабском халифате и Франкском государстве (как внутренних, так и в отношениях с соседями) поражает: как будто некий дирижер взмахнул палочкой. Но при этом возможность торговых и иных контактов между ними в Средиземноморье парализовывалась непримиримым религиозным противостоянием. В этих условиях опосредованные торговые и иные контакты начинают развиваться на севере, на Балто-Волжском и Балто-Донском путях. Огромную роль в почти одновременной с вышеочерченными событиями активи-зации этих путей сыграло существование уже в предшествующее время, в IV–VI вв., торгово-сакрального водного пути между Средней Швецией и Прикамьем через озеро Ладогу (Мачинский 1997; Мачинский, Кулешов 2004; Шувалов 2004) (рис. 9).

Этот путь продолжал существовать, как это явствует из данных археологии и эпической традиции, сохраненной в сагах, и в период, непосредственно предшествующий 750–760-м гг. (время оформления Багдадского халифата Аббасидов, Франкского королевства Каролингов и возникновения поселения Aldeigja/Ладога).

К середине VII – рубежу VII–VIII вв. относится распространение «неволинских» поясов (имевших магическое значение: Мачинский 1997) из Прикамья в Южное Приладожье, Южную Финляндию, Эстонию и Центральную Швецию. Во встречном направлении – из Швеции, через Южную Финляндию в Южное Приладожье – распространяются во второй половине VI – до рубежа VII–VIII вв. бронзовые равноплечные фибулы особого типа. В могильнике Юлипяя (Финляндия) такая фибула найдена в одном комплексе с неволинскими поясными накладками и дротиком-ангоном, подобные которым встречены и в сопках нижнего Поволховья. Эти находки убедительно маркируют для середины VII – рубежа VII–VIII вв. путь между Средней Швецией и Прикамьем. Опорным фактом является сочетание в нижнем горизонте сопки № 140, раскопанной Н. Е. Бранденбургом, фрагментов прикамского неволинского пояса с треугольной каменной вымосткой, имеющей более ранние и синхронные аналогии в погребальной обрядности Швеции. Это доказывает, что традиция сооружения своеобразных нижневолховских сопок, неразрывно связанная с возникновением торгово-ремесленной Альдейгьи-Ладоги, зарождается не позднее начала VIII в. (Мачинский 1997; Волковицкий 1995; 2001). В близкое время возникают, видимо, и первые серьезные укрепления Любшанского поселения на нижнем Волхове.