Борис Поршнев - Загадка «снежного человека» [Современное состояние вопроса о реликтовых гоминоидах]

Все, изложенное выше, позволяет сформулировать тезис: в той самой мере, в какой ареал (ойкумена) человечества расширялся, ареал реликтового гоминоида сокращался.

Это обобщение способно подвинуть нас дальше к ответу на вопрос, кто же такой «снежный человек».

В ходе своей истории люди, видимо, и истребляли и оттесняли реликтового гоминоида. Если так, надо вспомнить, что согласно закону биологии два подвида одного вида не могут существовать на одной территории, в одном биогеографическом районе. Но не будем спешить с этой мыслью, ибо люди могли истреблять и оттеснять реликтового гоминоида по другим причинам.

Как же может биолог мысленно представить себе историю взаимоотношений людей и реликтового гоминоида? Когда и как началось воздействие людей (антропического фактора) на биологическую эволюцию этого гоминоида? По этому поводу может быть высказано две разных гипотезы.

Согласно одной гипотезе, «знакомство» вполне уже сформировавшихся исторических людей с реликтовым гоминоидом происходило в процессе расселения исторических людей в новые районы, где они его заставали в составе местной фауны. Мы находим среди населения Тянь-Шаня (Киргизский хребет, Ферганский хребет, хребет Кок-Шаал-тау), южных склонов Гималаев, как и среди населения Ирана и Кавказа (Абхазия, Грузия) исторические предания о том, как первым поселенцам приходилось вступать в борьбу с обитавшими здесь до них и не хотевшими их пускать сюда дикими волосатыми людьми. Последние являлись, таким образом, до прихода людей полными хозяевами данной территории, свободно кормились и размножались на ней. Из столкновения двух видов высших приматов победителями выходили, конечно, люди, а реликтовый гоминоид принужден был отступать в менее доступные людям районы, пока они не появлялись и там, и т. д. Из яростного защитника своих мест обитания от пришельцев он понемногу превращался в робкое прячущееся животное, а на конечном этапе — даже почти в нахлебника и приживальщика, ворующего ночами плоды человеческого хозяйства.

Согласно другой гипотезе, указанные столкновения расселявшихся в историческое время человеческих племен с реликтовым гоминоидом — это уже, так сказать, их «второе знакомство». Первое же восходит к гораздо более древним, доисторическим временам, о которых, конечно, не сохранилось никаких преданий. И то было не столько «знакомством», сколько «разрывом». Можно себе представить, что в известный период становления человека и человеческого общества происходил довольно напряженный и относительно быстрый процесс отсеивания и выталкивания всех тех элементов в стадах наших предков, которые воплощали в себе звериное начало ( Поршнев Б. Ф. Еще к вопросу о становлении человека // Советская антропология. М., 1957, т. 1, № 2, с. 255–262). Не все поголовно наши человекоподобные предки, палеоантропы переродились в людей современного вида. Поляризация, очевидно, сначала совершалась на общей территории обитания, в тесном общении. Позже шаг за шагом происходило и территориальное разобщение. А еще много позже некоторые человеческие племена, проделавшие к тому времени большой путь исторического и культурного развития, научившись все лучше побеждать природу, расселяясь в прежде недоступные географические области и зоны, столкнулись с какими-то внешне похожими на людей животными, швырявшими в них камнями. Это и было «вторым знакомством» людей с реликтовым гоминоидом.

Какая из двух гипотез правильнее — это станет видно только после дальнейшего их рассмотрения.

Как мы уже видели выше, в настоящее время среди специалистов есть три трактовки «снежного человека»: его относят 1) к антропоидам (в смысле антропоморфных обезьян, понгид), 2) к примитивным гоминидам, 3) к тем и другим одновременно, например, путем выделения разных типов этого существа, из которых одни входят в ряд гоминид, другие — в ряд симиид (антропоморфных обезьян, понгид). Неприемлемость третьей трактовки уже была показана в гл. 11. Остаются две первые.

В первом случае ход мысли примерно таков. В ископаемой фауне миоценовой и плиоценовой эпох в Сиваликских холмах в Северной Индии найдены кости высокоразвитых человекообразных обезьян — сивапитека, рамапитека. Отсюда в плейстоцене могли развиться стоящие еще выше на эволюционной лестнице антропоиды. К их числу, может быть, относится так называемый гигантопитек, зубы и челюсти которого найдены в Юго-восточном Китае и датируются средним плейстоценом. К этому родословному древу могут принадлежать и интересующие нас какие-то высшие антропоиды, сохранившиеся в недоступных высокогорных районах Азии. Индийская карта Гималаев обозначает комплекс гор, прилегающих к Эвересту, названием Магалангур Химал, т. е. «Гора больших обезьян», хотя тут не известен в настоящее время ни один вид обезьян. Не намекает ли это древнее название на «йе-ти», — спрашивает Пьер Борде (ИМ, I, № 15, с. 61–62).

Среди сторонников этой «антропоидной» версии недоумение по поводу частых указаний на сходство «йе-ти» с человеком подчас устраняется ссылкой на конвергенцию, т. е. на случайное схождение некоторых признаков, некоторых внешних черт у представителя семейства человекообразных обезьян с людьми.

Особенно часто мы видим попытки отождествить или эволюционно сблизить «снежного человека» с гигантопитеком. Правда, систематическое положение самого гигантопитека еще остается в немалой мере дискуссионным: еще не кончен спор, относить ли его к антропоидам или прегоминидам, как и не кончен спор, является ли он действительно гигантом — существом более 3,5 м. ростом, или же он, подобно некоторым представителям австралопитековых, имел лишь челюсть и зубы «гигантские», т. е. массивные, в то время как рост его не был значителен. Но, несмотря на все эти неясности, в руках палеонтологов есть хоть некоторые опорные вещественные данные о гигантопитеке, и поэтому отожествление или сближение «снежного человека» с гигантопитеком соблазняет многих авторов: Чернецкого, Слика, Обручева и др.

Наиболее обстоятельно эта идея была аргументирована Эвельмансом. Впрочем, эта обстоятельность с самого начала покоится на посылках, которые в свое время уже подверглись серьезной критике в советской приматологии и антропологии. Речь идет о той же идее генеральной линии эволюции приматов как стопоходящих, при специализированном ответвлении древесно-лазающих форм, которую развивали у нас П. П. Сушкин и Г. А. Бонч-Осмоловский.

Эвельманс воспринял эту идею от французского зоолога Альбера Годри, выдвинувшего в XIX веке положение, что стопа человека не могла развиться из приспособленной к хватанию стопы обезьяны, а унаследована и эволюционно развилась от стопоходящих ног четвероногих млекопитающих. Более того, согласно этому представлению, ноги обезьяны могли развиться из ног, подобных человеческим. В 1936–1937 гг., говорит Эвельманс, д-р С. Фрешкоп независимо от Годри пришел к тем же заключениям на основании собственных аргументов. Примат, по словам Эвельманса, который не избрал деревья местом своего постоянного обитания, должен был сохранить стопоходящие ноги. Если он стал увеличиваться в размере, то должен был вовсе покинуть ветви деревьев, а, будучи слишком хорошо видным всем врагам на равнине, он мог найти себе пристанище от них лишь в горах, там, в горах, снежный покров мог явиться важным стимулом к передвижению лишь на двух конечностях, что подтверждено опытами с шимпанзе. «Таким образом, говорит Эвельманс, хотя бы теоретически род гигантских обезьян с примитивными стопоходящими ногами и тенденцией стоять на задних конечностях мог зародиться в снежных горах. Поэтому, в конце концов, не стоит ли лучше всего смиренно согласиться с мнением тех очевидцев, которые утверждают, что йе-ти — это гигантская волосатая обезьяна»? Далее, вертикальное положение корпуса дает возможность свободного развития головного мозга и, с другой стороны, ограничивает и задерживает рост челюстей. Напротив, когда корпус расположен горизонтально, как у четвероногих, мозг оказывается зажатым между спинным хребтом и лицевой частью, а челюсти могут удлиняться и превратиться в морду. Древесно-лазающие обезьяны находятся как бы на полпути между этими крайностями, зато такие обезьяны, как бабуины и подобные им, которые покинули деревья и стали четвероногими, имеют морды гораздо длиннее, чем у остальных; они поэтому называются собакоголовыми. У гиббонов и орангутанов более или менее вертикальное положение тела благоприятствовало развитию мозга и ограничивало рост челюстей вперед, но они сохранили унаследованный у четвероногих характер сочленений в затылочной части и поэтому их череп не покоится твердо на вершине спинного хребта, а по-прежнему находится как бы в передней части тела. Словом, они все же не пошли по пути выработки передвижения с вертикальным положением корпуса.