Майкл Манн - Темная сторона демократии. Объяснение этнических чисток

Да, депортации планировались в 1915 г., но что именно предполагалось? Некоторые турки использовали это слово как эвфемизм, обозначавший нечто куда более страшное, но остальные-то нет. Принудительные депортации можно было провести в рамках Плана Б, после того, как рухнул План А – совместная борьба с армянскими националистами против общего врага. Первоначально План Б предполагал переселение потенциально неблагонадежных армян из зоны, где велись боевые действия, чтобы они не смогли в них участвовать. Подобная акция таила в себе то, что я бы назвал тактическим капканом: раз начав что- то делать, трудно остановиться на достигнутом. Этот план мог легко перерасти в План В: депортацию армян подальше от уязвимых коммуникаций и оперативного тыла, что означало бы выселение почти всех армян из Анатолии. Их могли бы отправить в более «спокойные» и почти не приспособленные для жизни пустыни на юге. После военных катастроф начала 1915 г. произошло именно это. В январе Восточный фронт трещал по всем швам под натиском русских, британцы одержали победы в феврале в зоне Суэцкого канала и в апреле в Месопотамии. Высадка английского десанта на побережье Сирии становилась практически неизбежной. Вместо этого 18 марта флот Антанты нацелился на Константинополь, войдя в Дарданелльский пролив. Операция провалилась, и тогда 25 апреля англичане высадились в Галлиполи, всего в нескольких милях от столицы. Это была попытка окончательно вывести Турцию из войны. Константинополь был охвачен паникой. Последнюю ставку власти сделали на Анатолию, этот редут должен был устоять любой ценой, если войну вообще можно было выиграть.

Чтобы понять, почему Османская империя перешагнула через грань и обратилась к кровавым чисткам среди армян, будет полезно взглянуть на карту 6.1. Обратите внимание на связь между расположением фронтов и армянскими депортациями.

Среди турецких правителей было распространено убеждение, что армяне могут стать коллаборантами, отсюда и их желание очистить от армян турецкую Анатолию. Массовые депортации вначале рассматривались как временная необходимость, но радикалы считали, что они могут стать долгосрочным и окончательным решением армянского вопроса в Османской империи.

План Б был (и остается) для турок рациональным выбором, тем более в той ситуации, когда армяне начали помогать русским (напр., Izzet Pasa, 1992: 200-209; Yalman, 1970: 326-332). План В оправдать труднее, хотя Халил Берктай ( Milliyet , 20 окт. 2000) обосновывает его в жестких терминах военного времени:

Турок оттеснили и загнали в угол... после высадки англичан в Галлиполи мы могли потерять и Стамбул, и тогда бы пришлось отступать в Анатолию. Для турок не осталось бы иной земли, кроме сердца Турции – Анатолии. Но именно там банды армянских националистов объединились с русскими, действовавшими на Восточном фронте. Нас постоянно преследовал кошмар, что мы можем потерять и Анатолию.

План В ни в чем не противоречил традиционной османской практике выселения непокорных народов. В 1913 г. христианские деревни в восточной Фракии были сожжены войсками специального назначения (подробнее об этом позже), чтобы устрашить и принудить к бегству всех окрестных христиан. В середине 1914 г. некоторые греческие поселения и фермы по побережью Эгейского моря тоже подверглись разгрому. Осенью полицейские силы обрушились на сионистские общины в Палестине. Приказ об этих репрессиях поступил от губернатора Яффы (Kaiser, 2000b, 2001а; Karsh & Karsh, 1999: 166-167). Это чем-то напоминает кровавые этнические чистки в Югославии в 1990-е г.г.: резня, поджоги, изнасилования для того, чтобы вселить ужас в оставшихся в живых, но не для того, чтобы уничтожить народ. Исходила ли эта политика от всего правящего режима или лишь от радикальной фракции партии «Единение и прогресс», которая в годы кризиса контролировала весь репрессивный аппарат? С уверенностью я этого сказать не могу, хотя и склоняюсь к последнему варианту. Думаю, что позже, в конце 1915 г., военные поражения заставили Энвера и Талаата пойти именно на такие беспощадные меры.

Размер кругов, выделенных розовым, соответствует количеству уничтоженных.

– концентрационные лагеря

Карта 6.1. Геноцид армян в Турецкой империи, 1915 г.

Предоставлено Армянским национальным центром ( ANI ). https://armenian-genocide.org

Но даже и в военное время План В не проводился как единое целое и не помещался в отведенные ему рамки классических полицейских депортаций. Ведя войну, одряхлевшая империя из последних сил старалась обеспечить армию. По сравнению с другими воюющими великими державами, куда большая часть прибавочного продукта в Турции шла на нужды войны. И этот продукт часто отбирался у народа силой. Во время войны около 240 тысяч турок умерли от голода и болезней, в боевых действиях погибло 325 тысяч (Ahmad, 1993; McCarthy, 1983). Это был невероятно высокий уровень страданий 40. В условиях общей разрухи массовые депортации сотен тысяч армян должны были привести к столь же массовым жертвам. Нам неизвестно о каких-либо организованных планах их переселения, их просто вышвырнули в безлюдную пустыню. Армянам было запрещено владеть собственностью, они не получали государственной помощи и, конечно, не имели навыков выживания в пустыне. Большинство было обречено на смерть. Даже если мы согласимся с турецкой интерпретацией этих событий, мы все равно обнаружим все те же кровавые депортации с элементами политицида, беспощадным обращением с жертвами и переходом к этноциду. Кто автор этих планов? По непроверенным воспоминаниям Хусейна Кахита, Центральный комитет в середине февраля 1915 г. принял решение о геноциде. Он пишет, что трое из десяти присутствовавших членов (Гёкалп, Кара Кемаль и Митхат Шукру) голосовали против. Он пишет также, что в Комитете преобладали радикалы, как то Энвер-паша, Талаат-паша и три лидера «Специальной организации» Ташкиляти Махсуса (Teskilat-IMahsusa), которые уже были причастны к зверствам на Балканах и которые впоследствии совершили большую часть актов геноцида. Это были д-р Бехаэддин Шакир, д-р Назим и Атиф Реза. Третий триумвир в тот день на заседании отсутствовал. Многие наблюдатели считали, что он был в ту пору сторонником насильственной тюркизации (Morgenthau, 1918: 172-174). Оценка Кахита, пусть и слишком эмоциональная, представляется нам достаточно точной.

Шукру, бывший бухгалтер из Салоник, по политическим взглядам был умеренным, о протесте интеллектуала Гёкалпа у нас нет достоверной информации. Радикализм Энвера и Талаата нам хорошо известен по документам 1915 г. По более ранним источникам то же самое можно сказать и об Атифе Реза и о двух докторах наук – Назиме и Шакире.