Майкл Манн - Темная сторона демократии. Объяснение этнических чисток

Я испытываю негодование и омерзение, когда вижу жестокое и незаслуженное истребление христиан. Эти мерзости творятся если не по приказу, то при прямом попустительстве главнокомандующего экспедиционной армии Халиль-бея. Когда он подъезжал к новому командному пункту, эскорт посоветовал скакать побыстрее, чтобы не упустить редкостное зрелище. Когда он подъехал к милым уютным белым домикам и минаретам Найрта, у него перехватило дыхание: склон холма был завален полураздетыми и все еще кровоточащими трупами, они лежали вповалку, сплетясь в последнем предсмертном объятии. Отцы, братья, сыновья и внуки лежали здесь, продырявленные пулями, иссеченные ятаганами убийц. Кто-то был еще жив, из их перерубленных глоток толчками била горячая кровь. Стая стервятников справляла пир, выклевывая глаза мертвых и умирающих, бродячие собаки клыками раздирали внутренности еще живых, содрогавшихся от мук людей ( De р Nogales , 1926:122-124).

В 1919 г. турки тоже признали тяжесть совершенного преступления. Новое османское правительство инициировало судебные разбирательства в трибунале. Министр внутренних дел без обиняков написал:

Четыре или пять лет назад на нашей земле свершилось преступление, равного которому не было в истории. Это преступление заставило содрогнуться мир. Учитывая огромность этого злодеяния, в нем повинны не пять или шесть человек, а сотни тысяч... Уже доказано, что трагедия была спланирована и лежит на совести Центрального комитета «Иттихада» ( Andonian , 1920: 167-168).

К сожалению, то правительство было свергнуто другим, более националистическим, и судебный процесс был остановлен. С тех пор все турецкие правительства либо отрицают геноцид, либо замалчивают его, хотя немногим мужественным турецким историкам и журналистам удается доносить до общественности свою точку зрения. Танер Акчам (Teni Binyil, 8 окт. 2000) пишет: « Вне всякого сомнения, события 1915 г. следует квалифицировать как геноцид по Конвенции ООН от 1948 г. ». Акчам добавляет, что сам Ататюрк назвал эти преступления бойней, что означает именно геноцид, поскольку тогда это слово еще не существовало. Халиль Берктай ( Radical , 9 окт. 2000) столь же откровенен. Он проводит разницу между «армянскими бандами», способными на «ограниченное насилие», принесшими смерть «одной или двум тысячам» мусульман, и систематическими депортациями, которые осуществил режим с помощью кровавых карателей из Специальных войск, убивших «по меньшей мере 600 тысяч человек».

В настоящее время турецкие власти признают лишь насильственные депортации, а не геноцид и даже не массовые расправы. Талаат решил просветить американского посла Моргентау следующим образом:

Наши претензии к армянам лежат в трех плоскостях. Во-первых, они обогатились за счет турок. Во-вторых, они решили возвыситься над нами и создать собственное государство. В-третьих, они открыто поддержали наших врагов. Они помогали русским на Кавказе, и мы потерпели там поражение во многом из-за их действий. Вот почему мы твердо решили нейтрализовать их до окончания войны.

Моргентау обратил его внимание на катастрофические экономические последствия депортаций. Талаат быстро нашелся с ответом:

Мы не думаем о потерях в торговле... Нам это безразлично... В Анатолии не останется ни одного армянина. Пусть они живут в пустыне и нигде больше.

Конечно, обобранные до нитки женщины и дети не могли выжить в пустыне. Талаат объяснил немецкому журналисту, почему репрессии должны распространяться на весь армянский народ.

Нас винят за то, что мы не делаем различий между виновными и безвинными; но это совершенно невозможно сделать, потому что тот, кто невиновен сегодня, может стать предателем завтра... Наши действия обусловлены исторической и национальной необходимостью. Спасение Турции есть высший императив, и он перевешивает все остальное.

Талаат признал, что депортации были направлены против не только реально существующей, но и против потенциальной угрозы. Турки наносили превентивный удар и оправдывали его исторической необходимостью. Та же логика, как мы вскоре узнаем, была и у Гиммлера. Энвер-паша был столь же откровенен с Моргентау:

Главная проблема с армянами – это то, что все они сепаратисты... Мы знаем, как они вели себя во время наших революций, и мы им не доверяем. Поэтому мы и разработали план расселения армян, чтобы они нам больше не смогли вредить... Сейчас экономические соображения нам не важны. Единственное, что для нас важно, – это победа. Вот что живет в нашем сердце. Если мы выиграем, то все будет хорошо, а если все потеряем, то это будет катастрофа. Мы в отчаянной ситуации, я признаю это, и мы сражаемся, как отчаявшиеся люди.

Моргентау дал ему шанс снять с себя часть вины. Посол сказал, что, по его ощущению, ретивые исполнители перестарались и сделали много больше, чем требовал от них Комитет. Эти слова возмутили Энвера:

Вы глубоко заблуждаетесь. Мы полностью контролируем нашу страну. У меня нет ни малейшего желания перекладывать ответственность на наших подчиненных. Я лично отвечаю за все, что происходит в государстве. Депортации – это решение правительства ( Morgenthau , 1918: 336–338, 347–552; ср. Bryce , 1972: 633, 636).

Депортации были ширмой, за которой разыгрывался куда более кровавый спектакль. Для победы в войне годились все средства. Мораль и экономика могли катиться к черту.

Для турок в роли угнетенной, униженной жертвы перед лицом завоевателей депортации могли показаться разумным решением. Отправить армян туда, где они не смогут снюхаться с врагом и где не надо будет держать войска, чтобы за ними присматривать, – что может быть лучше? Принудительные переселения были османской традицией; они стали частью военной стратегии в XX веке. Нам доподлинно неизвестно, как и когда разрабатывался план депортаций, мы также не знаем, когда именно ему на смену пришла политика массового уничтожения. Многие сходятся на том, что решение о геноциде все-таки было принято официально. Он не проводился с немецкой методичностью, как геноцид в годы нацизма. В Турции много было по-другому. Как мы уже знаем, сочувствующие пытались задержать этот процесс и даже спасти армян, предложив им обращение в ислам. Во многих местах щадили армян протестантского или католического вероисповедания, но не всех и не всегда (на адептов Армянской апостольской церкви это вообще не распространялось; см. подробное описание в: Barton, 1998; Bryce, 1972). И все же нескончаемые колонны армян, которых гнали в одном направлении, две «фазы» депортаций, растянувшихся от апреля до сентября, – все это говорит о едином, четком плане, который последовательно выполнялся.