Вадим Волобуев - Иоанн Павел II: Поляк на Святом престоле

«Агнец Божий, берущий на Себя грехи мира, даруй нам мир! — воззвал Войтыла 23 января 1994 года, на Всемирный день молитв за мир на Балканах. — Дорогие братья и сестры, сегодняшняя молитва — это и паломничество <���…> Можно сказать, мы совершаем паломничество на коленях, как я это наблюдал столько раз в санктуариях — не только на моей родине, но и в Мексике, на Филиппинах и в других местах. Паломничество, паломничество ради мира, молитвенное паломничество. С этим паломничеством мы идем на измученную землю Балкан, к нашим страдающим братьям и сестрам. Пусть не чувствуют они себя одинокими и брошенными, вы не брошены, мы с вами и пребудем с вами всегда!» [1166]

Этих слов не было в тексте проповеди, розданной журналистам. Но римский папа, взбудораженный вестью о гибели от взрыва снаряда шестерых сараевских детей, опять, как в Колорадо, дал волю эмоциям.

Второго февраля столицу Боснии и Герцеговины посетили две «железные леди» исламского мира — премьер Пакистана Беназир Бхутто и премьер Турции Тансу Чиллер. На следующий день Наварро-Вальс сообщил, что и святой отец уже давно вынашивает идею такого визита.

Понтифик хотел стать посланником мира, но не хотел признавать, что война идет между религиями, а не только между народами. Сама мысль об этом ему претила. В таком же духе высказывались в начале января и приглашенные в курию эксперты (в большинстве — хорваты), говорившие о верховенстве закона над силой и отвергавшие идею обмена территорий для создания этнически чистых зон. Среди этих экспертов был и Тадеуш Мазовецкий. Война в Боснии и Герцеговине заставила римского папу изменить традиции не участвовать в рабочих встречах политиков. В октябре 1993 года он отправил в Вену на саммит глав государств и правительств членов Совета Европы госсекретаря Содано, что сразу было отмечено российскими дипломатами [1167].

Пятнадцатого января в речи перед дипломатическим корпусом Войтыла обрушился на национализм как на причину вооруженных конфликтов. «Мы стоим перед лицом нового язычества — обожествления нации», — гремел он, заодно процитировав отрывок из антинацистской энциклики Пия XI «Mit brennenger Sorge», в которой его предшественник осуждал все формы шовинизма и расизма. В своей речи понтифик старательно перечислил междоусобицы, раздиравшие в тот момент планету, но ни словом не упомянул Руанду, хотя и коснулся ситуации в соседнем Бурунди, где после убийства в октябре 1993 года заговорщиками-тутси президента-хуту Мельхиора Ндадайе разгорелся очередной конфликт между двумя народами. Прошла мимо внимания Войтылы и гражданская война в Таджикистане (как и вообще все конфликты на постсоветском пространстве). Впрочем, он коротко поведал о продолжавшемся кровопролитии в соседнем Афганистане [1168].

«Права или не права моя страна, но это моя страна», — гласит известный принцип ура-патриотизма. Своей речью понтифик лишил этот принцип морального обоснования. Вещи наконец были названы своими именами: если для тебя интересы твоего народа превыше всего, то ты — язычник, а не христианин. И действительно, чем такой подход отличается от «готтентотской морали», согласно которой «зло — это когда бушмен крадет у меня корову, а добро — это когда я краду у бушмена корову»? Войтыла взывал к общечеловеческой морали, взывал к евангельским заповедям и международному праву. Нечто подобное, по словам российских представителей в Ватикане, он заявил еще в Каунасе, когда во время мессы заклеймил националистические режимы, «которые, как и режимы коммунистической ориентации, уничтожают человеческое достоинство, апеллируя при этом к таким понятиям, как нация и традиция» [1169]. Но теперь это было произнесено куда четче и на весь мир (хотя и в Каунасе, по свидетельству российских дипломатов, его слушало до 200 000 человек). Частью «крестового похода» на национализм можно считать и концерт, организованный 7 апреля 1994 года в зале Павла VI в память жертв Холокоста.

Однако все это были слова. А где же действия? «Если Ватикан не в силах заставить отказаться от насилия даже католиков, на каком основании он призывает к этому других?» Такой вопрос задавали репортеры и аналитики, наблюдая за тщетными потугами Апостольской столицы прекратить войну в Боснии и Герцеговине. Политический консультант Министерства обороны США Эдвард Люттвак 4 февраля в интервью итальянскому новостному журналу открыто заявил, что все миротворческие усилия Ватикана в бывшей Югославии — одна показуха [1170].

Люттвак был, конечно, чересчур резок, но при сопоставлении достижений Ватикана с успехами американской дипломатии первые и впрямь выглядели более чем скромно. Двадцать третьего февраля 1994 года под давлением администрации Клинтона хорваты и боснийцы пошли на перемирие, а 18 марта в Вашингтоне президенты обеих республик подписали соглашение о слиянии католической и мусульманской частей республики в федерацию. Двадцать восьмого февраля американские самолеты начали патрулировать воздушное пространство страны, следя за соблюдением решения ООН о бесполетной зоне.

И тут подоспела Руанда. Словно в насмешку, она взорвалась как раз в те дни, когда Ватикан принимал синод африканских епископов, собравшийся впервые за более чем десять лет. Войтылу очень критиковали в прессе за то, что он решил собрать африканских иерархов в Риме, а не на Черном континенте, хотя латиноамериканские епископы, например, всегда обсуждали свои дела дома. Однако, по словам нигерийского кардинала Фрэнсиса Аринзе, понтифик всего лишь пошел навстречу желанию африканцев, которые хотели обсудить свои проблемы в присутствии Иоанна Павла II и римской курии, а кроме того, не желали соблазнять журналистов тропической экзотикой в ущерб делу. Часть прелатов, правда, настаивала на Африке как месте проведения синода, и тогда первосвященник принял соломоново решение — разделил мероприятие на две части: сам синод решено было организовать в Риме, а послание по его результатам подписать уже в Африке [1171].

Без экзотики все равно не обошлось. Синод открылся под бой барабанов, этнические мелодии и танцы фольклорных коллективов. А тем временем в колыбели человечества уже четвертый день шла резня. Толчком к ней стала гибель президентов Руанды и Бурунди, чей самолет был сбит неизвестными над Кигали при возвращении с мирной конференции в Танзании. Оба государственных мужа представляли хуту, из чего их соплеменники сделали очевидный вывод и взялись за ножи. Счет жертв сразу же пошел на тысячи. Людей убивали со скоростью, в пять раз превышавшей темпы Холокоста.

Войтыла не сразу разобрался в происходящем. Привыкший смотреть на события глазами местных епископов, он счел, что в Руанде развернулись преследования духовенства. В этом его убеждало руководство руандийской церкви, полностью состоявшее из хуту. Чтобы скрыть геноцид, творимый его соплеменниками, оно выдавало убийства священников-тутси за гонения на клир. Результатом такого покрывательства стало то, что армия тутси во главе с Полем Кагаме после взятия в июне 1994 года руандийской столицы устроила ответные расправы уже над местными иерархами, убив в том числе архипастыря Кигали и двух епископов. Пока же масла в огонь подлила «Коррьере делла сера», которая 8 апреля сообщила, что в Руанде убили семнадцать священников, пытавшихся спастись в монастыре. Слуги Божьи, как видно, происходили из тутси, что их и погубило. Но чтобы осознать это, Войтыле понадобилось время. Руандийские епископы не давали ему объективную информацию о происходящем, к тому же они не прибыли в Рим, хоть и находились на связи с Ватиканом. Вдобавок из Руанды в первые же дни бойни сбежал нунций (вместе с остальными послами).