Александр Чудинов - История Французской революции: пути познания

Французская революция была, согласно концепции Кошена, следствием определенных процессов, происходивших в общественном сознании. О каких-либо экономических предпосылках Революции Кошен, как правило, не упоминал. Лишь однажды он вскользь заметил, что у революции были и «реальные причины», например неправильный фискальный режим, хотя тут же подчеркнул, что подобные факторы могли играть роль лишь в 1789 г., но никак не 10 августа 1792 или 31 мая 1793 г. [119] Cochin A. La révolution et la libre-pensée… Р. XXXIII.

Подобно Э. Бёрку, основателю консервативного направления историографии Французской революции, Кошен противопоставлял событиям во Франции XVIII в. английскую Славную революцию 1688 г., которая установила якобы «фактическую свободу», соответствовавшую «реальному положению вещей». Права англичан были гарантированы договором между двумя силами: королем, с одной стороны, купцами и крестьянами — с другой. Такая же «фактическая свобода» существовала, по словам Кошена, и во Франции до 1789 г., причем, возможно, даже в более широких размерах, чем в Англии. Но «свободы» французов были более разнолики и многочисленны, ибо у различных городов, сословий, провинций имелись свои права и обязанности. «Существовала не одна, а тысячи конституционных хартий», которые основывались на «фактическом положении», на традициях, на частных соглашениях: «Никакого произвола или тирании здесь не было, ничего — кроме законных различий, полезных для свободы самих нижестоящих. <���…> Человек высокого происхождения — дворянин — был тираном не больше, чем учитель по отношению к ученику [120] Ibid. Р. 102–103, 124–125. ». Мировоззрением, наилучшим образом, по мнению Кошена, соответствовавшим этому «реальному обществу», являлась католическая религия [121] Ibid. Р. 10–11, 58, 281–287. .

Идеализация сословно — корпоративного строя Старого порядка для начала XX в. не представляется чем-то необычным. В условиях капиталистической анархии производства, господства индивидуализма и распада системы христианских моральных ценностей не только консервативному историку Кошену, но и либералу Дюркгейму Старый порядок казался общественным устройством, в котором деятельность социальных институтов была значительно лучше налажена именно благодаря господству теологического мировоззрения [122] См.: Осипова Е. В. Указ. соч. С. 37, 192–193. .

В отличие от английской революции 1688 г. французская, разрушившая «фактическую свободу» Старого порядка, не была вызвана реальными потребностями общественной жизни, утверждал Кошен, она — дело рук философов, а не купцов и крестьян, воплощение «абстрактной идеи всеобщей свободы, основанной на принципе, а не на реальном положении дел» [123] Cochin A. La révolution et la libre-pensée… Р. 103–104. . В то же время Революция — это и не стихийная вспышка анархии: подготовка к ней велась в «обществах мысли» на протяжении более 30 лет.

«Общества мысли» — центральное понятие концепции Кошена. В их число он включал масонские ложи, литературные, философские и сельскохозяйственные общества, музеи, лицеи и другие просветительские объединения, широко распространившиеся во Франции XVIII в. По мнению Кошена, это были добровольные ассоциации, «созданные ради единственной цели — объединить свои познания, мыслить сообща, только из любви к сему искусству и без всяких практических намерений, совместно искать умозрительную истину из любви к ней» [124] Ibid. Р. XXIX, XXXI. . Все «общества» обладали общей чертой: они были эгалитарными по форме и ставили своей задачей развитие философии.

Появление таких ассоциаций Кошен относил к 50-м годам XVIII в. Причин, вызвавших их к жизни, он указать не мог, и это — одно из наиболее уязвимых мест его концепции. Призвав к изгнанию психологизма из общественных наук и заявив о стремлении искать объективные факторы исторического развития, Кошен сразу столкнулся с задачей, решить которую с помощью дюркгеймовского «социологического метода» оказалось невозможным. Признать существование объективных причин для возникновения социальных групп — носителей идеологии, враждебной господствующему строю, означало признать наличие внутри Старого порядка глубоких противоречий, побудивших к переосмыслению самих его основ. В противном случае все объяснение пришлось бы свести к намерениям и качествам отдельных лиц, вошедших в ассоциации, что оказалось бы равносильно возвращению к психологическому методу. Ни то, ни другое не было приемлемо для Кошена, поэтому он обошел этот вопрос, обратившись к анализу деятельности «обществ».

Едва возникнув, «общества мысли» быстро распространились по Франции, покрыв ее густой сетью. Развитие их, по словам Кошена, подчинялось определенным объективным законам, обусловленным самой природой подобных ассоциаций. В «реальной жизни», писал он, людей объединяет то, что в результате повседневной деятельности, в том числе трудовой, они приходят к одинаковым убеждениям, которые и являются базой социального консенсуса, чему пример — христианская религия. «Общества» же, напротив, возникли с целью нахождения истины и создания общей идеологии, то есть объединение лиц тут появилось раньше, чем сложилась их идейная близость. Данное обстоятельство, согласно Кошену, определило глубокие различия в ценностях «социального мировоззрения» (то есть мировоззрения членов «обществ») и «мировоззрения реального» [125] Ibid. P. 8 — 10. .

Характерная черта «обществ мысли», по мнению Кошена, — полный отказ от «реальной деятельности». Средством поиска истины для их членов была устная дискуссия, переписка и голосование. Истинным становилось то, что большинство в «обществе» таковым признавало. Главным достоинством любой идеи считалась ее очевидность, доступность для восприятия всеми членами ассоциации. Единственным методом познания было абстрактное, «чистое» мышление. И если в «реальном мире» мысль должна обязательно исходить из таких основополагающих, по мнению Кошена, ценностей, как вера, традиция и опыт [126] «Каковы бы ни были усилия и стремления разума, моралист без веры, гражданин без традиции, человек без опыта останутся жалкими людьми, подверженными всевозможным ошибкам». (Ibid. Р. 20.) , то для «чистого», «социального» мышления они не имели никакого значения: «Не было больше необходимости ни в Боге, ни в короле, ни в заботе о своих делах, потому что можно было развлекаться, предаваясь каждый вечер “философской” беседе, потому что, снимая шляпу при входе в ложу, каждый оставлял свои заботы за дверью, дабы выходя вернуться к ним». Более того, всякая связь с реальностью только затрудняла работу «чистого мышления», поэтому все «позитивные понятия» — вера, авторитет, традиция, уважение к власти и т. д. — были объявлены в «обществах» предрассудками [127] Ibid. Р. 22, 57–61. .