Александр Чудинов - История Французской революции: пути познания

Распространение «социального мышления» представляло собой, по словам Кошена, то, что обычно называют «прогрессом Просвещения» [128] Ibid. Р. 27. . Этот процесс повлек за собой глубокие сдвиги в общественном сознании: «Благодаря ему привилегированные забыли о своих привилегиях; мы могли бы также привести пример ученого, забывшего об опыте, верующего, забывшего о вере» [129] Ibid. Р. XXXIII. . «Философия», ставя под сомнение разумность прежних моральных ценностей, подрывала существовавшие до того времени социальные связи, «реальный общественный союз» Старого порядка. Кошен определил данное явление как «индивидуалистический бунт против всех моральных устоев» [130] Ibid. Р. 60. .

Огюстен Кошен в принципе правильно понял роль философии Просвещения, освобождавшей общественное сознание из-под влияния религиозного мировоззрения и подрывавшей тем самым идеологическую основу Старого порядка. Индивидуализм, ставший идеалом просветителей, играл в XVIII в. революционную роль, ибо подразумевал необходимость разрушения всех сословно — корпоративных ограничений личной инициативы. Но поскольку Кошен считал Старый порядок лучшим из возможных, а религиозное сознание — единственно приемлемым, то, естественно, «прогресс Просвещения» оценивался им негативно. Кошен не сумел при помощи «социологического метода» объяснить причины быстрого распространения идей Просвещения. Фактически он сослался на психологический фактор, заявив, что члены «обществ» полюбили «игру в философию», поскольку она позволяла им удовлетворять честолюбие, открывая возможности для такой «карьеры», какая в «реальном мире» им была недоступна [131] Ibid. P. 22–23. .

Члены многочисленных «обществ», распространившихся по всей Франции, создали, по словам Кошена, как бы свое государство. «Литературная республика», порождение «социального мышления», представляла собой идеальное общество, не имевшее никакой связи с «реальной жизнью», некий «город или мир в облаках», куда входили лишь посвященные в тайны философии. Эта выдуманная республика «имеет свою конституцию, своих магистратов, свой народ, свои почести и свои усобицы. Там тоже [как и в “реальном мире”. — А. Ч .] изучают проблемы политики, экономики и т. д., там рассуждают об агрономии, искусстве, морали, праве. Там дебатируются текущие вопросы, там судят должностных лиц. Короче говоря, это маленькое государство — образ большого с одним лишь отличием: оно не является большим и не является реальным». «Мир в облаках» имел свою столицу — масонское объединение «Великий Восток» [132] Ibid. P. XXX, 25. , своих законодателей — энциклопедистов, свои парламенты — светские салоны; в каждом городе литературные общества и академии представляли собой «гарнизоны мыслителей», готовые по приказу из центра выступить против духовенства, двора или литературных противников [133] Cochin A. Les sociétés de pensée et la démocratie… P. 5. .

Жизнь «литературной республики» подчинялась действию объективных социальных законов, писал Кошен, и прежде всего — «закону отбора и вовлечения», в соответствии с которым углубление в область философских абстракций имело следствием постепенный отсев тех, кто не мог полностью порвать связь с реальной жизнью. Оставались только наиболее способные к существованию в идеальном мире, созданном «чистой мыслью». Они сплачивались все теснее и продолжали свое движение в «мире облаков» [134] Idem. La Révolution et la libre-pensée… P. 23–24. . Действовал этот закон автоматически, независимо от сознания индивидов, Кошен даже сравнивает весь процесс «развития Просвещения» с дрожжевым брожением. Непосредственным результатом его были постоянные «чистки» в «обществах» и «бескровный террор» против инакомыслящих, подвергавшихся травле в литературных кругах [135] Ibid. P. XXIX, 71, 172–173. .

Для концепции Кошена характерно то, что «философия» фигурирует у него как цельное, нерасчлененное понятие. Он практически игнорирует острую идейную борьбу между представителями различных течений просветительской мысли. Для него важнее, что всех их объединял рационализм, подход к политическим, моральным, экономическим проблемам с позиций абстрактного, совершенного человека вообще [136] Cochin A. Les sociétés de pensée et la démocratie… P. 20. . Расхождение в доктринах не имело, по его словам, почти никакого значения, решающую роль играло единство метода [137] Idem. La Révolution et la libre-pensée… P. 108–109. . И все же особое место Кошен отводил теории «общественного договора» Руссо, ставшей якобы слепком с «литературной республики». Абсолютная свобода мнений, равенство всех членов, принятие решений посредством голосования — эти черты демократического идеала Руссо были уже реализованы в повседневной практике «философских обществ»: «Граждане Жан-Жака — это не новые люди без предрассудков и традиций, они — обычные, потрепанные жизнью люди, утратившие в искусственном мире обществ свои предрассудки и традиции» [138] Ibid. P. 76–77. . Ключевые принципы доктрины Руссо — свобода и равенство — являются, по мнению Кошена, умозрительным идеалом, абстракцией, приемлемой лишь для выдуманного «мира в облаках», но никак не для реальной жизни. Столкновение с реальностью чревато гибелью для философской системы [139] Ibid. P.118. .

Французская революция XVIII в. казалась Кошену именно таким столкновением, попыткой воплотить абстракцию в жизнь, попыткой «мира в облаках» завоевать «реальный мир». Кошен специально не рассматривал вопрос о связи философских обществ Старого порядка и патриотических обществ эпохи Революции.

Этот вопрос, действительно, сложен и до сих пор не решен в полной мере. С одной стороны, многие видные деятели революции до 1789 г. состояли в каком-либо из философских обществ, какой-либо из академий или масонских лож. С другой — многие из бывших масонов пополнили в революционные годы ряды эмиграции. Кошен не дал определенного ответа, но из его рассуждений нетрудно понять, что он видел в революционных или патриотических обществах прямых наследников «обществ мысли», которые развивались по тем же объективным законам. Так «законом отбора и вовлечения» Кошен объяснял «чистки» Якобинского клуба (изгнание фейянов, жирондистов, дантонистов и т. д.). Задачу таких «чисток» он видел в автоматическом отборе индивидов, наиболее приспособленных для жизни «обществ», — людей без собственного мнения и личных привязанностей. Например, Эро де Сешелю, пережившему целый ряд подобных «чисток», приходилось каждый раз от чего — то отказываться — от происхождения, от славы литератора, от гордости философа, от своих вкусов, склонностей, благ жизни [140] Ibid. Р. 190, 197. . В результате «отбора» сложился круг людей, управлявших всей жизнью «обществ»: «Таким образом, любое эгалитарное общество через некоторое время неизбежно оказывается в руках нескольких людей — это действие силы вещей, это не заговор, а закон, который можно назвать законом автоматического отбора» [141] Ibid. Р. 137. .