Александр Чудинов - История Французской революции: пути познания

Впрочем, это совсем не единственное противоречие работы. Стремление во что бы то ни стало найти классовую подоплеку в политических событиях порою приводит автора к весьма парадоксальным заключениям. Так, широко заимствуя из книги А. Олара фактический материал, свидетельствующий о столкновении интересов столицы и провинции, лежавшем, по мнению французского историка, в основе конфликта монтаньяров и жирондистов, и механически прикладывая к этому материалу схему классового подхода, Н. М. Лукин рисует совершенно удивительную картину, где территориальное деление Франции фактически совпадает с классовым:

«Якобинцы может быть инстинктивно уже чувствовали, что эта тяжба между Парижем и департаментами означает нечто большее. Так, например, Фабр видит в ее осуществлении зародыш гражданской войны…; и мы могли бы добавить — громадной войны между различными классами французского общества. В самом деле, жирондисты боялись Парижа; но какого Парижа? — Парижа народных низов: мелкой буржуазии и пролетариата… Против этих общественных групп Жиронда могла апеллировать только к общественным верхам: крупной буржуазии провинциальных городов и землевладельцам» (ЦГИАМ. Л. 12 — 12об).

Любопытно, что ни одна из работ французских историков, на которые опирался Лукин, не дает никаких фактических оснований для столь упрощенной трактовки проблемы в духе наивного социологизма. Впрочем, автор «Падения Жиронды», строго следуя монизму классового подхода, не придавал большого значения возможному несоответствию фактов принятой им методологической схеме. Его марксизм носил ярко выраженный догматический оттенок, это был скорее марксизм пропагандиста (кстати, именно такую функцию Лукин выполнял в своей парторганизации), нежели ученого, скорее символ веры, чем метод познания.

Такое отношение к марксизму хорошо видно в полемике Н. М. Лукина с Ж. Жоресом. Последний тоже был не чужд марксистской методологии объяснения истории и считал К. Маркса (наряду с Ж. Мишле и Плутархом) мыслителем, оказавшим на него, Жореса, наибольшее влияние. При этом воззрениям французского историка были свойственны значительная гибкость и плюрализм. Далекий от жесткого экономического детерминизма, он готов был искать объяснения тех или иных исторических явлений не только в сфере экономики, но и в области политики (за которой признавал известную автономию по отношению к экономике), культуры, социальной психологии. Так, в борьбе Горы и Жиронды он видел прежде всего столкновение политических партий, а не классов, поскольку между социальными концепциями монтаньяров и жирондистов не было принципиальных различий. Подобный взгляд на вещи вызывает у Лукина резкое неприятие, ведь всякое отступление от экономического детерминизма оставляет лазейку для проникновения в историю случайного, а значит, угрожает вере в непреложное действие открытых Марксом исторических законов. Отповедь следует незамедлительно:

«…Соображения Жореса, действительно, следует признать “поверхностными”. Ведь все эти объяснения в лучшем случае могут доказать, почему вокруг Роланов сгруппировались определенные личности <���…>, но политическое поведение жирондистской партии остается чем-то случайным. Конечно, во всякой политической борьбе проявляются человеческие страсти, но они всегда лишь отражают более глубокие конфликты, лежащие в самой общественной жизни, в взаимоотношении различных классов. В общем, точку зрения Жореса можно назвать невыдержанной и противоречивой» (ЦГИАМ. Л. 69об. — 70).

Чем же интересна для нас первая научная работа Н. М. Лукина? Нужно ли было уделять здесь столько внимания этому квалификационному сочинению, так и оставшемуся неопубликованным? Убежден, что нужно. Ведь это не просто первый, но единственный (!) опыт исторического исследования, осуществленный Лукиным к тому времени, как он стал «одним из зачинателей советской исторической школы» [183] Манфред А. 3. Указ. соч. С. 7. .

После защиты дипломной работы Н. М. Лукин в 1910 г. был оставлен при кафедре всеобщей истории Московского университета для подготовки к преподавательской деятельности, что с определенной долей приближения можно считать аналогом сегодняшней учебы в аспирантуре. Однако в отличие от последней конечной целью такой подготовки была не защита диссертации, а только сдача магистерских экзаменов, которые, в свою очередь, можно сравнить с нынешним кандидатским минимумом. Впрочем, в случае Лукина этот период профессионального ученичества занял целых шесть лет, поскольку соискателю приходилось делить свое время между занятиями историей и революционно — пропагандистской работой. О том, какому из двух видов деятельности он отдавал предпочтение, мы можем судить по библиографии его печатных работ за этот период: очерк «О милитаризме» и статья «Рабочие и благотворительность» в большевистской газете «Рабочий путь» за 1913 г., популярная брошюра «Борьба за колонии» в 1914 г., - но ни одной научной публикации [184] См.: Труды Н. М. Лукина и литература о нем / сост. Н. Я. Крайнева и П. В. Пронина // Европа в новое и новейшее время… С. 62. . Тем не менее магистерские экзамены в 1913–1915 гг. им были сданы, пробные лекции успешно прочитаны, и в январе 1916 г. Н. М. Лукин получил искомое звание приват — доцента [185] Подробнее см.: Галкин И. С. Указ. соч. С. 53–58; Дунаевский В. А., Цфасман А. Б. Указ. соч. С. 33–35. .

Правда, поработать в этом качестве — читая курс истории раннего средневековья в Московском университете (2 часа в неделю) и лекции по различным периодам истории в ряде других учебных заведений Москвы — ему довелось всего лишь год: после Февральской революции 1917 г. Лукин с головой ушел в политическую деятельность, вновь выступив в уже блестяще им освоенном амплуа революционного пропагандиста. В марте он вошел в редакцию газеты «Социал-демократ», издававшейся Московским комитетом РСДРП(б), и до конца года напечатал в ней под псевдонимом «Н. Антонов» 55 статей. Кроме того, он выпустил за тот же период четыре отдельные брошюры [186] См.: Труды Н. М. Лукина и литература о нем… С. 62–64. . В первую половину 1918 г. Лукин так же активно занимался политической журналистикой, но затем был направлен партией на создание новой системы исторического образования. Какое — то время он еще продолжал писать для газет, правда, все реже и реже [187] За 1918 г. он опубликовал 31 статью в газетах «Социал-демократ» и «Правда» (из них 28 — в январе — июле) и 6 брошюр. (Там же. С. 64–66.) .

В ряде своих газетных публикаций этого периода Н. М. Лукин обращался к исторической тематике, ссылаясь на различного рода события прошлого, в частности на опыт Французской революции [188] См.: Антонов Н. [Лукин Н. М .] Что такое Директория? (Исторический очерк) // Социал-демократ. 1917. 8 сент.; Он же. Кое — что об исторических аналогиях // Там же. 24 нояб.; Он же. Революционная война // Там же. 1918. 24 февр.; Он же. Историческая экскурсия Л. Мартова // Правда. 1918. 26–27 марта; Он же. Карл I — Людовик XVI — Николай II // Там же. 21 июля [в том же году вышла отдельной брошюрой]; Он же. Буржуазное отечество в опасности (Из истории Великой французской революции) // Там же. 28 авг.; Он же. Новая Шарлота Кордэ // Там же. 3 сент. , для оправдания позиций большевиков по различным вопросам текущей политики. Едва ли стоит сегодня вчитываться в эти поблекшие строки на пожелтевших страницах, чтобы установить, насколько точен их автор в изложении исторических фактов: в конце концов, к политической публицистике нельзя подходить с теми же критериями, что и к историческим трудам. Скорее, указанные статьи заслуживают нашего внимания тем, что в них отразились некоторые особенности отношения будущего академика к истории в целом. К таковым следует отнести прежде всего глубочайшую убежденность автора в своей исключительной монополии на историческую истину. Этой монополией, по его мнению, он обязан марксистскому подходу к истории, а именно — стремлению видеть в основе всех политических событий социально — экономическую подоплеку и классовые интересы.