Александр Чудинов - История Французской революции: пути познания

А. В. Адо упомянул об этом, возможно, несколько курьезном, но тем не менее весьма характерном, случае во время уже упоминавшейся выше дискуссии «круглого стола» 1988 г. в ИВИ РАН [406] Адо А. В. О месте Французской революции конца XVIII в. в процессе перехода от феодализма к капитализму во Франции // Актуальные проблемы изучения истории Великой французской революции. С. 18 [прим. 4]. См. также: Он же. Место Французской революции в процессе перехода страны от феодализма к капитализму // Новая и новейшая история. 1989. № 3. С. 19 [прим. 9]. . В целом же его выступление было посвящено критике «упрощенного, “линейного” понимания исторического места Французской революции в процессе межформационного перехода: в 1789 г. — господство феодализма и феодального дворянства, в 1799 г. — господство капитализма и капиталистической буржуазии», которое содержалось в работах не только отечественных, но и зарубежных историков-марксистов, в частности немца М. Коссока и француза М. Вовеля. Еще более определенно в ходе той же дискуссии высказалась его ученица Л. А. Пименова: «Что же было феодальным во Франции XVIII в.? Какую из сторон жизни мы ни возьмем для рассмотрения, везде картина будет неоднозначной и не уместится в рамки определения “феодальный строй”. Экономика была многоукладной, государство и общество также представляли собой сложное переплетение разнородных элементов» [407] Пименова Л. А. О некоторых спорных вопросах истории Старого порядка и революции // Актуальные проблемы изучения истории Великой французской революции: материалы «круглого стола» 19–20 сент. 1988 г. М., 1988. С. 94. .

Действительно, результаты появившихся незадолго то того исследований Адо и Пименовой давали достаточно веские основания сомневаться в правомерности прежних, традиционных для «классической» историографии представлений об экономике Старого порядка. Хотя комплекс сеньориальных отношений просуществовал до самой Революции, а в некоторых своих частях пережил и ее, он в XVIII в. уже никоим образом не играл определяющей роли. Даже в областях с архаичной структурой хозяйства доля сеньориальных повинностей в доходах сеньоров — землевладельцев редко превышала 40 % [408] См.: Пименова Л. А. Дворянство накануне Великой французской революции. М., 1986. С. 44. . В экономически же развитых районах она была и того меньше. Так, во владениях принца Конде в Парижском регионе повинности давали лишь 13 % дохода, а в 12 сеньориях графа де Тессе, крупнейшего собственника Верхнего Мэна, — 10,8 % [409] Там же. С. 45. . Основная же масса поступлений шла от капиталистических и полукапиталистических способов ведения хозяйства. Более того, отдельные элементы сеньориального комплекса, изначально имевшие феодальное происхождение, в указанный период наполнились новым содержанием, фактически превратившись в инструмент первоначального накопления капитала [410] Адо А. В . Крестьяне и Великая французская революция. М., 1987. С. 37–38. . Таким образом, отмечал А. В. Адо в ходе «круглого стола», «исследования последних десятилетий относительно реального веса Феодально-сеньориального вычета из крестьянского дохода в различных районах Франции, о месте его в структуре доходов сеньориального класса, о характере использования им земель домена показывают гораздо более сложную картину, чем это представлялось еще 15–20 лет назад» [411] Адо А. В . О месте Французской революции… С. 10. . И эта, сложившаяся с развитием историографии новая картина позволила Л. А. Пименовой сделать вполне определенный вывод: «На современном уровне знаний у нас нет оснований характеризовать систему общественных отношений предреволюционной Франции в целом как феодальный строй» [412] Пименова Л. А. О некоторых спорных вопросах… С. 95. .

На первый взгляд может показаться, что вторая часть используемого для Старого порядка определения «Феодально-абсолютистский» не столь уязвима для критики, как первая, ибо само по себе понятие «абсолютизм» достаточно широко используется в современной научной литературе и в целом никем под сомнение не ставится. И все же значение, традиционно придававшееся ей в советской историографии, было в последнее время существенно уточнено.

Марксистские историки Французской революции трактовали абсолютизм как политическое устройство, где вся власть безраздельно сосредоточена в руках монарха, использующего ее по собственному произволу. Вот что, например, писал на сей счет Манфред:

«Король по-прежнему обладал неограниченной, самодержавной властью; ему принадлежало окончательное решение всех внутренних и внешних дел государства, он назначал и смещал министров и чиновников, издавал и отменял законы, карал и миловал» [413] Манфред А. 3. Великая французская революция… С. 21. .

И по словам Ревуненкова:

«Король мог устанавливать и собирать любые налоги, не спрашивая разрешения у кого-либо. Он мог издавать и отменять любые законы, объявлять войну и заключать мир, решать по своему усмотрению все административные и судебные дела» [414] Ревуненков В. Г. Указ. соч. С. 36. .

Тем самым французский абсолютизм фактически отождествлялся с политическим строем, действительно известным в России как «самодержавие», а во французской общественно — политической мысли Просвещения — как «деспотизм». Точно так же его трактовали левые политики эпохи Революции, требуя передачи народу всей полноты «абсолютной» власти, которая, якобы, принадлежала монархии не только в теории, но и в реальности. Вот как характеризовал это явление Фюре:

«Хотя старая административная монархия никогда не была абсолютной в современном значении этого слова (тем более монархия конца XVIII в.), все здесь происходит так, будто созданные ею представления о своей власти стали частью национального сознания. Став нацией и слившись в едином волеизъявлении, французы, сами того не сознавая, вернулись к мифическому образу абсолютизма, поскольку именно он определяет и представляет социальную совокупность. Медленное движение гражданского общества к власти происходит во имя этого самодержавия…» [415] Фюре Ф. Постижение Французской революции… С. 44.

Иначе говоря, представление о «самодержавном деспотизме» монархии Старого порядка было лишь одним из мифов эпохи Революции. Тем не менее, как мы видели выше, отечественная марксистская историография интерпретировала этот миф как реальность.

Между тем еще в дореволюционной России историк П. Н. Ардашев, изучавший политический строй Франции Старого порядка, отмечал, что власть короля была «абсолютной» лишь в принципе, в теории, но отнюдь не в реальности. Хотя французская монархия и не знала разделения властей, исторически в ней сложилась практика раздробления власти внутри системы традиционных государственных институтов. Так, например, парламенты имели не только судебные функции, но и участвовали в законодательстве через процедуру регистрации издаваемых монархом законов, порой довольно существенно меняя их содержание своими поправками. Обладали парламенты и некоторыми функциями исполнительной власти, имея в подчинении собственную полицию и активно вмешиваясь в дела текущей администрации. Хотя все государственные институты Франции исторически получили свои полномочия от короля как единственного носителя власти, со временем некоторые из них добились фактически полной независимости от короны и получили возможность оказывать весьма эффективное противодействие ее политике [416] См.: Ардашев П. Н. Провинциальная администрация во Франции в последнюю пору старого порядка. 1774–1789. Т. 1–2. СПб., 1900–1906. .