Александр Чудинов - История Французской революции: пути познания

Упоминая некогда начатый Коббеном спор между историками «классического» (преимущественно марксистами) и «критического» направлений о том, насколько правомерно понятие «революционной буржуазии» для событий конца XVIII в., Мартен не солидаризируется ни с одной из сторон, характеризуя эту дискуссию как бесполезный «диалог глухих» и считая, что она давно зашла в тупик «позиционной войны идеологий» [597] Ibid. .

Хотя автор и пытается таким образом встать над «схваткой», предлагая держаться подальше не только от марксистской трактовки Революции, но и от интерпретации этих событий «критической» («ревизионистской») историографией [598] Ibid. P. 151. , его отказ от использования тезиса о ведущей роли «буржуазии» в Революции свидетельствует о том, что он явно принял во внимание продолжавшуюся в течение нескольких десятилетий критику данного концепта «ревизионистами». Подобная позиция означает фактический отход Мартена и в этом аспекте от традиций «классической» историографии.

Э. Лёверс, стремясь дать некую обобщающую картину трактовок современной историографией соответствующей проблематики, пытается показать весь спектр существующих точек зрения, а потому не разделяет категоричности Мартена, откровенно предлагающего дистанцироваться от марксистской трактовки Революции. Тем не менее и Лёверс умалчивает о какой-либо активной роли предпринимательских слоев французского общества в Революции, а подводя итог последней, осторожно замечает, что отнюдь не они оказались ее главными бенефициарами: «Новая элита не была сугубо буржуазной: она состояла из “нотаблей”, принадлежность к которым определялась наличием собственности и политическим весом и которые включали в себя также дворянство Старого порядка и Империи. <���…> В этой элите администраторов, лиц свободных профессий и, в меньшей мере [курсив мой. — А. Ч .], предпринимателей и негоциантов доминировали богатые рантье, знатные и нет, которых документы называют “собственниками”» [599] Leuwers H. Op. cit. P. 246. .

То есть и такая составляющая некогда доминировавшей в «классической» историографии трактовки Французской революции, как представление о ведущей роли в ней капиталистической буржуазии, пришедшей к власти в результате революционных потрясений, фактически оказалась пересмотрена современными последователями этой историографической традиции.

Для историков-марксистов, до недавнего времени игравших ведущую роль в «классической» историографии, едва ли не аксиомой считалось то, что Французская революция, разрушив Старый порядок (а кто-то даже предпочитал использовать более отягощенное идеологическими коннотациями понятие «феодальный строй»), «расчистила путь» для капиталистического развития Франции. Так, еще в 1980-е гг. видный французский историк-марксист М. Вовель, бесспорный лидер «классической» историографии после смерти А. Собуля, утверждал: «В оригинальной форме Французская революция совершает переход от одного способа производства к другому, от того, что мы называем феодализмом, к капитализму и либеральному буржуазному обществу» [600] Vovelle M. Ruptures et continuités dans l’histoire de la F rance contemporaine (1789–1981) // La France contemporaine, identité et mutations de 1789 à nos jours. P., 1982. P. 11. . А поскольку капиталистический строй расценивался как более прогрессивный, предполагалось, что Революция ускорила экономическое развитие Франции.

Однако проведенные в конце XX — начале XXI в. многочисленные исследования по истории французской экономики добавили темных тонов в столь оптимистичную картину постреволюционного развития страны. Причем речь шла не о временном экономическом спаде, каковой обычно сопутствует социальным потрясениям, а о долгосрочном негативном влиянии Революции на развитие практически всех без исключения секторов французской экономики. Приведу несколько примеров, которые, конечно же, не исчерпывают всего спектра новейших работ по истории экономики того периода, но дают общее представление о характере выводов, получаемых в ходе таких исследований.

Дени Воронофф, изучавший историю французской индустрии, отмечает, что вопросу о влиянии Революции на промышленное развитие Франции нередко придается «излишне эмоциональное и даже политически ангажированное звучание. Однако все согласны, по меньшей мере, с тем, что на фоне общего кризиса [курсив мой. — А. Ч .] имели место и более благоприятные отрезки времени, что некоторые регионы сумели из него выйти, а некоторые сектора не были им затронуты» [601] Woronoff D. Histoire de l’industrie en France du XVI e siècle à nous jours. P., 1994. P. 191. . Особенно глубоким кризис оказался в старых отраслях промышленности, активно развивавшихся при Старом порядке. Так, с крушением заморской торговли упал спрос на парусину, в результате чего ее производство сократилось на ⅚. В сукноделии производство в 1795 г. составляло лишь 49 % от показателей 1790 г. и даже в 1810 г. только 63 %. В черной металлургии Франция, несмотря на аннексию областей, где располагались крупные центры производства железа — Австрийских Нидерландов, Прирейнских земель Германии, ряда территорий Северной Италии, сумела выйти на дореволюционный объем производства только в 1800 г. И хотя при Империи устойчивый спрос на военную продукцию стимулировал рост производства железа, таковой достигался исключительно экстенсивным путем, что привело к утрате инноваций, появившихся во французской металлургии на исходе Старого порядка [602] Ibid. P. 191, 193–194. . Подобная технологическая стагнация имела особенно далеко идущие последствия, вызвав огромное отставание данной отрасли французской индустрии от британской в использовании новых технологий.

И даже в новых отраслях промышленности — химической и хлопчатобумажной, где рост производства во время Революции не прекращался, производительность труда была существенно ниже, чем по другую сторону Ла — Манша. Причем разница между соответствующими показателями в обеих странах не переставала увеличиваться в течение всего периода Революции и Империи. Так, если накануне Французской революции потребление хлопка — сырца на душу населения (важный показатель эффективности производства!) составляло во Франции 0,2 кг против 0,6 в Англии, то концу Империи это уже 0,9 против 4 [603] Ibid. P. 196. . Именно во время Революции и образовался тот огромный разрыв в технологическом уровне английской и французской промышленности, который французам в дальнейшем пришлось преодолевать не одно десятилетие.

Еще одним сдерживающим фактором для развития французской индустрии стало, согласно Д. Вороноффу, произошедшее в ходе Французской революции перераспределение земли в пользу крестьянства. Оно замедлило отток избыточного населения из сельской местности в города и способствовало возникновению дефицита рабочей силы в промышленной сфере [604] Ibid. P. 201–202. .