Давид Гримм - Воспоминания. Из жизни Государственного совета 1907–1917 гг.

В одном из зал [307] Мариинского дворца происходило какое-то совещание некоторых министров. Собравшиеся члены Государственного совета, среди которых преобладали участники Прогрессивного блока, собрались на совещание.

Озабоченно стали обсуждать создавшееся положение и ближайшие шаги, которые могли бы быть предприняты. Время шло, наступал вечер. В том же зале, где мы заседали, несколько в стороне от нас, сидел С. Е. Крыжановский; он внимательно прислушивался к прениям, но участия в них не принимал. Под конец он встал и ушел, сказав, что пойдет посмотреть, что делают «остатки правительства», заседавшие в другом зале.

Наше совещание затянулось до ночи. Оно постановило по предложению М. А. Стаховича отправить государю телеграмму за подписью всех участвовавших в совещании членов Государственного совета. Составление текста телеграммы было поручено кн[язю] Е. Н. Трубецкому и А. И. Гучкову. В телеграмме говорилось, что такие-то нижеподписавшиеся члены Государственного совета почитают своим верноподданническим долгом указать на крайне тревожное положение дел в столице, на опасность, угрожающую династии, на настоятельную необходимость изменения правительственного курса и в связи с этим на необходимость перемен в составе правительства, не пользующегося ни авторитетом, ни общественным доверием, к тому же успевшего уже обнаружить полную неспособность справиться с мятежным движением.

Телеграмма немедленно была вручена А. И. Гучкову, который взялся добиться отправки ее от главного начальника почты и телеграфа. Дошло ли оно по назначению, мне неизвестно.

Возвращаясь ночью домой по опустевшим улицам города, мы все время слышали одиночные выстрелы, раздававшиеся то тут, то там в ночной тишине.

В ту же ночь Мариинский дворец подвергся нападению и разгрому со сторону хулиганствовавшей толпы. Три министра, не успевшие оставить дворец ко времени прихода толпы, в том числе Н. Н. Покровский, избегли ареста лишь благодаря тому, что им удалось укрыться в подвалах дворца.

Законодательные учреждения как таковые с 27 февраля 1917 г. перестали функционировать.

О том, что здание Государственного совета в ночь с 27 на 28 февраля подверглось разгрому, я узнал на следующий день, вернувшись из Государственной думы, куда нас несколько человек утром отправились за получением информации. Картина полной анархии и растерянности, которую пришлось увидеть там, произвела на меня самое тяжелое впечатление. Под этим впечатлением я выслушал сообщение о ночном разгроме здания Мариинского дворца, доведенное до моего сведения по телефону одним из чинов Государственной канцелярии. Сообщение закончилось просьбой оказать возможное содействие для предотвращения в дальнейшем возможности повторения подобных налетов. По чьей инициативе имело место это обращение ко мне, я упустил выяснить. Судя по голосу, со мной разговаривал молодой человек, исполнявший в бытность И. Я. Голубева вице-председателем Государственного совета обязанности его секретаря. По всей вероятности, он и в данном случае действовал по указанию Ивана Яковлевича, к которому, ввиду ареста И. Г. Щегловитова и В. Ф. Дейтриха, обратились по старой помощи за советом, как быть.

Я ответил, что, по моему мнению, следует обратиться к быстро сформировавшемуся Временному комитету Государственной думы. Этот Комитет в первые дни после переворота, ввиду фактического исчезновения с арены Совета министров и выяснившегося полного паралича военного командования, являл собой de facto единственную власть или, вернее, какое-то подобие власти. Во всяком случае, другой общепризнанной власти в Петрограде уже не было. На обращенную ко мне дальнейшую просьбу взять на себя посредничество в сношениях с Временным комитетом Думы я заявил, что при сложившихся обстоятельствах я считаю своим долгом сделать все, что от меня в этом отношении может зависеть.

Вступить в сношения с Временным комитетом при отсутствии всяких средств сообщения в те дни и при дальности расстояний было далеко не просто. Случай помог. На следующее утро по дороге в Думу ко мне зашли двое из наших сочленов по группе. Я сам должен был отправиться на совещание к барону В. В. Меллер-Закомельскому, у которого участвовавшие в Прогрессивном блоке члены Государственного совета решили собираться первое время по возможности ежедневно. Я попросил зашедших ко мне довести до сведения Временного комитета о происшедшем налете на Мариинский дворец и о необходимости принять меры для охраны здания и помещающихся в нем учреждений.

В ответ на это Временный комитет, без дальнейших околичностей, не запросив даже моего согласия, назначил меня комиссаром по Мариинскому дворцу. Весьма бесформенный по внешнему виду клочок бумаги, гласивший о сем, был доставлен мне через тех же лиц на квартиру барона Меллер-Закомельского во время нашего совещания.

Времени терять нельзя было. Я немедленно отправился в Мариинский дворец, где я застал товарища государственного секретаря Н.Ф. Дерюжинского и статс-секретаря Государственного совета Г. Э. Блоссфельда, заведовавшего отделением свода законов. Я осведомил их о своем назначении и попросил их незамедлительно созвать всех имевшихся налицо старших членов Государственной канцелярии на предмет взаимной информации и выяснения мер, которые в первую очередь надлежало бы принять для охраны здания Государственного совета. В этом здании, сверх апартаментов, отведенных для Государственного совета, его департаментов и Государственной канцелярии, помещались также канцелярия Совета министров, Комиссия прошений, на высочайшее имя приносимых, и Особое присутствие по делам о принудительном отчуждении недвижимых имуществ.

Мой призыв встретил живой отклик. В этом опять сказалась характерная черта бюрократической психологии. Как только исчезло прежнее начальство, сразу появилась тоска по новому начальству. Формальный титул, на котором покоились полномочия нового начальства, при сложившихся экстраординарных обстоятельствах и безвыходности общего положения, не вызвал никаких споров. Помогло отчасти и то, что я не был чужим человеком для собравшихся.

Меня знали по прежней моей должности в Государственном совете. С другой стороны, и я знал большинство собравшихся за людей, преданных служебному долгу и заслуживающих полного доверия. Благодаря этому между нами как-то сразу воцарилась атмосфера взаимного доверия.