Джозеф Дэйвис - Посол к Сталину

При том, как обстоят дела в этом окосевшем мире, я не уверен, что демократии не окажутся чертовски рады когда-нибудь иметь дружбу, мощь и преданность миру, которые это правительство могло бы предоставить в случае нового глобального кризиса. И поверьте мне, если эти фашистские диктаторы будут продолжать сходить с ума, то кризис обязательно наступит.

По мнению многих людей, которых я знаю, жизнь не стоит того, чтобы жить, если она должна проходить на условиях, которые они диктуют, а это очень близко. Слишком многие выдают желаемое за действительное – и отказываются видеть простые элементарные факторы обстановки в Европе.

Дневник, Москва, 23-е апреля 1938-го.

Провёл обед только для мужчин. Присутствовали: Денни (из Таймс), Деуэл (Юнайтед пресс), Массок (Ассошиэйтед пресс), Барнс (Трибьюн), Вильямс (Торговая палата), Шапиро (Юнайтед пресс), Минор и Андерсон из персонала. Джо Барнс только что вернулся из поездки в промышленный район к востоку от Москвы, на Урале, и полон интересной информации о необычайном развитии, которое там намечается.

Спенсер Уильямс только что вернулся из поездки в Испанию, где он часто видел Чарли Наттера. Его описание обстановки в Мадриде было довольно горестным, но в то же время забавным, по тому, как он это рассказывал.

(Примечание Мемуариста. Этот самый "обед только для мужчин" – старинная клубная традиция в США и Британии. Даже традиционные обеды в девятнадцатом веке делились на две части. Первая – формальная, с присутствием дам.

Вторая – на которой обсуждалась политика и деловые вопросы. Обычно, дам просили удалиться. Традиционным сигналом к окончанию "дамской" части приёма являлась подача крепкого спиртного и сигар.

Что любопытно, в оригинале такой вид чисто мужского обеда называется буквально "обед оленей". В данном случае, название не врёт – в Испании идёт жесточайшая война с фашистами, каждый день гибнут люди. Только оленям рассказы об этом могут казаться смешными. Послу и его гостям смешно. Продолжаем.)

Охота на красных в Москве.

Журнал, Москва, 30-е апреля 1938-го.

17-го марта я получил письмо от британского посла, исполняющего обязанности председателя дипломатического корпуса, адресованное всем главам посольств, в котором предлагалось совместно выразить протест Советскому внешнеполитическому ведомству в связи с введением Советскими властями досмотра всех личных вещей, вывозимых из России уходящими в отставку дипломатами, и взиманием налога за такую "услугу". В письме запрашивались мнения относительно целесообразности предлагаемого демарша.

(Примечание Мемуариста. Ничего особо ужасного в этом предложении правительства я не вижу. Подозреваю, что искали вовсе не секретные чертежи Советских заводов и оборонительных укреплений. Такие штуки обычно, уходили с дипломатической почтой.

Многие дипломаты повадились вывозить из страны картины, украшения, антиквариат и другие произведения искусства. Сам посол Дэйвис отметился в этом, вывезя честно купленные в Союзе картины и иконы для своей коллекции в университете.

Вполне логично, что Советское правительство решило малость притормозить зарвавшихся иностранцев. Обратите внимание, как завертелся на сковородке весь дипкорпус. Ударили по самому больному, не по престижу их стран, по личному карману. Продолжаем.)

Я встретился с британским послом, к которому питаю большое уважение и восхищение, и сказал, что, по моему мнению, совместный протест был бы ошибкой. Жалоба была относительно незначительна. Советское внешнеполитическое ведомство весьма болезненно воспринимает действия дипломатического корпуса, особенно совместные.

Ничего достигнуто не будет и может быть нанесен серьёзный ущерб, когда речь пойдёт о более широких вопросах. Лорд Чильстон сказал, что он, конечно, понимает, что никаких действий не будет предпринято, если не будет единодушного мнения руководителей посольств о том, как это должно быть сделано.

Я развил свою позицию, заявив, что, хотя я и признаю, что дипломатические привилегии имеют некоторое значение, но считаю более серьёзным тот факт, что если этот инцидент примет политический аспект, он может затронуть более крупные и более важные цели политики демократических стран, которые существуют, либо, вероятно, появятся в будущем.

Если усилия Чемберлена по обеспечению мира в Европе, к сожалению, потерпят неудачу и война станет неизбежной, я указал, что отношение и позиция Советского Союза с его огромными ресурсами могут иметь решающее значение для мира во всем мире и для демократических держав. Было бы неразумно напрасно оскорблять это правительство в том, что было относительно рядовым делом.

Британский посол заверил меня, что он разделяет эту точку зрения и ничего не будет сделано, если не будет полного единодушия со стороны дипломатического корпуса.

Несколькими днями позже на обеде в британском посольстве двое из гостей, посланники отвели меня в сторонку и попросил убедить британского посла не планировать это действие, потому что они получили известие, что Советское внешнеполитическое ведомство знает всё о его письме, крайне возмущено и конечно, категорически отвергнет любое такое действие.

Я спросил их, почему они сами не обсудят это с послом. Они сослались в оправдание, что являются представителями малых стран и т.д. и не мог бы я, пожалуйста, сделать это. Я сказал им, что мог бы и сделал. Лорд Чильстон понял, в чём дело, и снова заверил меня, что не будет действовать, если не будет единодушного согласия.

Позже британский посол с сожалением сообщил мне, что, по его мнению, отступать не следует, они должны довести дело до конца, и он надеется на моё содействие. Я откровенно заявил, что сожалею о том, что в сложившихся обстоятельствах мне придется отказаться от участия в демарше, и что департамент оставил это решение полностью на мое усмотрение.

С точки зрения консервативного дипломата, это была серьезная ситуация. Это было, возможно, нарушением дипломатической нормы иммунитета, установленной Венским конгрессом, и, более того, было сочтено важным, чтобы посягательства на дипломатические права не оставались незамеченными или без быстрого сопротивления.

Сам инцидент был рядовым, но он был иллюстрацией здешней обстановки. Он обнажал довольно издёрганные нервы. Опять же, он давал представление о кругозоре консервативного дипломата. Подлинное значение этого инцидента заключается в том, что он отражает, в общем, отношение нетерпимости и скрытой враждебности, существовавшее в определенных кругах дипломатического корпуса.

Некоторые считали модным тайно "дразнить Советы". Справедливости ради следует сказать, что британский посол не занимал такой позиции, и причина, по которой он взял на себя инициативу в этом вопросе, заключалась в том, что он действовал в качестве председателя дипломатического корпуса. Я уверен, он разделял мою точку зрения.