Джозеф Дэйвис - Посол к Сталину

Меня также впечатлило, что хотя я близко знал полковника Хауза двадцать пять лет или более, он ни разу не позволил себе дурного слова о нашем великом вожде, президенте Вильсоне, несмотря на их разногласия в последние годы.

После этого я немедленно уехал в Вашингтон, чтобы сделать доклад государственному департаменту.

(Примечание Мемуариста. Этот в кавычках "полковник" личность крайне специфическая. Начать с того, что Эдвард Хауз никогда не служил в армии. Полковник он такой же, как "полковник" Сандерс, основатель мировой сети забегаловок с жареными курами из Кентукки.

Полковник Хауз – настоящий серый кардинал начала двадцатого века. Современники вспоминали, что влияние Хауза на президента Вильсона было огромно. При этом крупных политических постов Хауз официально не занимал.

Как обычно, этот добренький дедушка, с которым так мило Дэйвис вспоминает минувшие дни, – циничная акула империализма. Хорошо известна запись Хауза в дневнике незадолго до Версальского мира:

"Миру будет спокойнее, если вместо огромной России в мире станут четыре России. Одна – Сибирь, а остальные – поделённая европейская часть страны". Тоже, видимо, тихонько посмеивался. Продолжаем.)

Дневник, Вашингтон, 6-е апреля 1937-го.

Сразу по прибытии в Вашингтон сделал длительный детальный доклад государственному секретарю Корделлу Халлу. Мне доставило удовольствие, что секретарь комментировал "усилия, что я прилагал к этой непростой работе" и проявленную мною инициативу. Особенно, в этих длительных путешествиях в глубинку "чтобы увидеть своими глазами" каковы условиях вне столицы. Он очень великодушно отозвался о качестве моей работы.

Вечером устроили ужин с Джорджем и Мари Холмс, Стивом и Хелен Эрли, Гарри Гопкинсом, Джесси и миссис Джонс. Все они собрались на ужин неофициально и Джордж настаивал, чтобы я присоединился к ним. Джордж Холмс был в ударе.

Он провёл свой обычный хорошо известный "Открытый форум", на котором "крышка была снята" и каждый оказался на "сковороде". Мы отлично провели время. Гарри Гопкинс и Джесси Джонс особенно интересовались Россией. Они буквально заставили меня говорить о ней. Они хотели подробно знать, что я думаю об увиденном мною промышленном развитии.

Вполне очевидно, им было трудно поверить собственным ушам. Для меня самого было бы непросто поверить в это шестью месяцами ранее, если бы я не видел это своими собственными глазами.

(Примечание Мемуариста. Интерес к Советской индустриализации неслучаен. И Джонс и Гопкинс возглавляли при Рузвельте крупные государственные структуры по борьбе с Великой депрессией.

По сути, задачей обоих было вытащить из кризиса американскую промышленность. И гигантские промышленные успехи Советского Союза на фоне медленно разоряющейся американской промышленности не могли не поражать.

Кстати, всю Войну именно Гопкинс будет главным, хоть и неофициальным дипломатом между Рузвельтом и Сталиным. Он будет заниматься организацией всех главных вопросов: от ленд-лиза до Ялтинской и Потсдамской конференций. Продолжаем.)

Дневник, Вашингтон, 7-е апреля 1937-го.

Был на ланче у президента в его кабинете. Изложил ему детали моего путешествия в промышленные районы, процесса Радека и общей обстановки. Он подробно расспрашивал о процессе.

Его интерес был особенно направлен на обвинения изменников в сотрудничестве с Германией и Японией. Он хотел знать моё мнение о судьях, обвинителях и судебных процедурах.

Он полагал, что моё путешествие на Украину и на Донбасс и отчёты об этих производствах оказались очень ценны для оценки действительной и потенциальной силы России.

Относительно общей европейской военной ситуации он сказал, что пока я здесь, мне следует извлечь столько, сколько смогу из отчетов департаменту о Германии и её отношении к миру в Европе.

Он сказал, что на обеде в Гридайронском клубе он обрисовал Лютеру, германскому послу, возвращавшемуся в Германию, свой план разоружения. Этот план предусматривал просто, что ни одно государство не должно производить вооружения тяжелее, чем может унести мужчина на своих плечах.

Это само по себе предотвратит агрессию сухопутных сил и начнёт длинный путь к сохранению мира. Он просил Лютера обсудить эту идею со своим правительством когда вернётся в Берлин. Он сказал, что я мог бы проследить за этим когда буду возвращаться через Берлин в Москву.

(Примечание Мемуариста. Клуб Гридайрон, буквально клуб "решётка для барбекю" – тоже организация по типу масонской. Создан богатейшими издателями и самыми влиятельными домами прессы. Заседания клуба всегда закрыты, а участники – виднейшие капиталисты и политики. Отчёты о приёмах в клубе не публикуются никогда. Продолжаем.)

Германия, сказал он, создаёт небывалый промышленный военный механизм. Это станет новым фактором войны и крайне опасным, создающим новый вид войны. Он попросил меня уделить особое внимание этой ситуации в связи с моими изысканиями по поводу Германии.

Он был особенно заинтересован объёмом германского государственного и частного долга и их отношением к валовому национальному богатству и валовому национальному доходу. А также каково налоговое бремя: как личное, так и в отношении бизнеса.

А также какой процент валового национального дохода тратится на вооружение и военные приготовления. Я сказал, что достану всё, что смогу в департаменте. Он настроен скептически, но всё же надеется, что кое-что ещё можно сделать, чтобы бороться против течения событий и возможно отыскать некоторые точки опоры, на которых Гитлер, Англия и Франция могли бы прийти к согласию и таким образом предотвратить войну.

Из того, что я услышал, Додд держится за свой пост и не хочет его покидать. Пока он не уйдёт, будет не слишком много шансов, насколько мы видим, попытаться сделать что-то по сближению позиций этих стран.

События развиваются с чудовищной быстротой. Создаются силы, которые будет трудно остановить. Укореняется враждебность и личная вражда. На это указывает и резкость Шахта по отношению к так называемому упрямству Британии.

Не слишком похоже, чтоб у меня появился шанс попробовать сделать что-то из того, что было на уме у президента, если только что-нибудь резко не переменится. Пока не появится возможность сделать что-нибудь подобного рода, пост в Берлине выглядит не слишком привлекательно.

В случае войны эти прусские немцы, которые могут быть очень высокомерны, могут сделать эту работу крайне неприятной для человека, который им не понравится. Я был рад, что президент выглядит исключительно хорошо. Как ему это удаётся, при всех его заботах, выше моего понимания.