Александр Афанасьев - Империя, которую мы потеряли. Книга 2

Русская интеллигенция — сыграла в трагедии основную роль, ее ошибки более важны и более фундаментальны, чем ошибки власти. Именно интеллигенция — запустила те процессы, которые в итоге привели нас к 1937 году, именно она вообще сделала 1937 год возможным. Многие и сейчас не понимают, что интеллигенция не боролась за свободу, она боролась за освобождение от власти, но не за индивидуальную свободу каждого конкретного человека. Русской интеллигенции были глубоко чужды такие понятия как права, гарантии, уважение закона. Более того — интеллигенция боролась не с бедностью, а с богатством — по ее мнению, бедность была предпочительна. Русская интеллигенция — глубоко несамостоятельное явление, нахватавшаяся всего, от французского солидаризма, до немецкого национального романтизма. Но главное — ее безуспешная борьба с мещанством, означающим богатство и продолжающаяся и поныне. Но главное зло русской интеллигенции — внедрение ею в общество целого комплекса деструктивных ценностей, среди которых неуважение к закону, моральная нечистоплотность, расхристианивание, уважение бедности и поношение богатства. Русская интеллигенция говорила что пытается искупить причиненное крестьянству зло, но делала это довольно странным образом: поощряя его бедность и культивируя общину, превратившуюся в бедствие и зло для всей деревни. Расхристианивание — означало не просто отказ от христианства, а попытку создать свою, гражданскую религию, основанную на бедности и общинности, концепт «народа-монаха», «народа — страдальца». Последствия этого — мы разгребаем и поныне.

Русский бизнес — купечество, промышленники, деловые люди — оказались в ситуации двоякой. С одной стороны — государство целенаправленно, многолетними усилиями подталкивало экономику к развитию. Александр III, а за ним и его сын Николай II — отказались воспринять идею Победоносцева о «замораживании России» по крайней мере в сфере экономики — наоборот, ставка была сделана на быстрый рост. Но с другой стороны — капитализм не обладал моральной санкцией со стороны общества и интеллигенции, и последствия этого куда глубже, чем принято представлять. Еще при Николае II в самых разных сферах принимались антирыночные законы: например, происходила скупка частных железных дорог в казну (после чего темпы строительства резко упали), с началом войны правительство пыталось взять на себя скупку и реализацию продовольствия на нерыночных условиях, что окончилось провалом и принесло немалый вред. Все больше и больше органов, государственных и муниципальных (земства) пытались регулировать, распределять и запрещать, вмешиваясь в экономику намного сильнее, чем в классических странах с рыночной экономикой того времени. Идея «государства-ночного сторожа» никогда не была популярна в России, как и идея «равных возможностей». Общество в лице его лучших представителей — боролось не за свободу, а за замену государственного контроля общественным, причем иногда даже более жестким. Так что национализация промышленности, а потом и колхозы — все это родилось не на пустом месте, такие идеи бродили в социуме и до 1917 года — просто большевики до предела заострили вопрос, и применили намного больше насилия, чем кто-либо до них.

Еще одна вина интеллигенции — она не только не попыталась привить в обществе уважение к закону, но и сделала все чтобы внушить мысль о законе как инструменте насилия государства над обществом, нарушение которого — является актом освободительной борьбы. В итоге — дореволюционная Россия была местом, где закон попирался систематически, массово и во всех смыслах. В стране происходил беспредел на всех уровнях — присяжные оправдывали убийц, Царь прерывал занятия Думы, чтобы принять законы чрезвычайным порядком, граждане воровали, обманывали и наживались друг на друге, как только могли. Свирепствовали уголовная преступность и терроризм. Миф о том, что миллионные сделки заключались под честное слово — не более чем миф, он описывает отношения старообрядческих купцов и то в 19 веке — в двадцатом их сыновья и внуки включились в азартную игру «нае… ближнего своего» ничуть не меньше других. Война выявила, насколько поражены рвачеством и коррупцией даже те структуры, которые в других государствах не были этому подвержены — это армия и земства (муниципальная власть). Земства, претендуя во время войны на перехват части, а то и всех функций, какие ранее исполняло государство — на деле показали, что они ничуть не лучше, а скорее даже хуже, лживее, порочнее государственных чиновников.

Ну и последнее что можно сказать о русской интеллигенции — она в отличие от всех других оказалась совершенно глуха к национальным чувствам русских и не только взялась за выработку национального проекта, но и всячески пыталась принизить русских, внушая им деструктивные мысли об исторической вине русских чуть ли не перед всем миром и о том, что государство и власть — не русские и их надо свергнуть.

Николай II… я бы назвал его «добросовестный Царь». Не имея от рождения ни харизмы, ни задатков лидера, имеющий серьезные пробелы в образовании и воспитании — он тем не менее принял управление страной и добросовестно пытался делать все, что требовалось от Царя. Иногда он делал ошибки — но ничуть не больше чем другие, скорее даже меньше. Он не был ни реакционным, ни тупым, ни отсталым. Но, думаю, он не был счастлив ни одного дня с тех пор как взошел на трон. У него многое получилось, но не получилось главного: он не смог предложить своего видения будущего страны, достаточно привлекательного для того чтобы перебить ошибочный и деструктивный проект русской интеллигенции. Он всеми силами двигал вперед экономику, развивал армию — но не смог признать необходимость политических перемен и заручиться поддержкой, по крайней мере, части общества. В итоге в какой-то момент все, и даже монархисты, — увидели в нем тормоз для развития страны.

Экономическое и технологическое развитие общества, появление железных дорог, газет, телефона, расширение грамотности — привело общество к осознанию себя, включению в него тех социальных страт, которые ранее были из него исключены — и в конечном итоге, к попытке восстания против власти, которую потом назовут революцией. Это было выражением давней мечты русской интеллигенции, которая росла на событиях французской революции и считала, что именно таким путем должна пройти и Россия. Восстание потерпело поражение, не в последнюю очередь потому, что у него не было никакой внятной и позитивной программы, в то время как власть, пойдя на уступки — такую программу все-таки предложила. Но ни власть, ни общество — не смогли сделать из произошедшего выводов, никто не сделал шага навстречу, никто не задумался о будущем, об интересах страны и общества, о развитии, о месте России в мире. Европа наполнилась озлобленными, потерпевшими поражение русскими политическими эмигрантами, а те кто остались — и власть и образованное общество во главе с интеллигенцией — смотрели друг на друга с неизбывной ненавистью, поджидая момента для расправы и мести. Власть так же не смогла закрепить уступки и наладить диалог хотя бы с умеренными кругами, закрепляя манифест 17 октября как фундамент новой политической системы России. Общество мечтало свалить власть, и не ради лучшего будущего, а просто ради мести, ради восстановления собственного достоинства, ради преодоления униженности поражениями. Власть мечтала отобрать даденные права, чтобы и самой избыть страх перед бунтующей страной и «самовосстановиться».