Александр Афанасьев - Империя, которую мы потеряли. Книга 2

Действия господина Крымова (генералом его называть затруднительно после всех событий до которых он был причастен) — не имели никакого оправдания и смысла — до февраля 17 года, когда этот господин одним из первых предал присягу и присягнул Временному правительству. Надобно так же помнить и то, что продвигался по служебной лестнице Крымов благодаря протекции Куропаткина, у которого служил адъютантом во времена Русско-японской. И там — странные приказы и непонятные отступления, не позволившие нам победить — так же имели место.

Сейчас уже совершенно точно можно сказать, что Крымов был в заговоре, который сложился, вероятно, в стенах Генерального штаба и продолжился в Ставке и имел целью затянуть войну с целью максимального возбуждения народного недовольства и свержения царизма. Вероятно, что и Русско-японская война, ее результат был так же результатом этого заговора. Этим генералам не нужны были победы — им нужны были поражения, кровавые поражения, и они добивались того, чего хотели.

Только союзники, не зная о том, искренне удивлялись, отчего же война идет четвертый год и отчего же русский каток все никак не раздавит пол Европы [8] История заговоров в армии и вообще противостояния монархии и «образованного общества» в России начиная с мятежа декабристов, и заканчивая 1917 годом, не исследовалась никем и никак. Но скорее всего, именно там кроются причины наших странных бедствий и поражений. Пока что предполагается, что после поражения декабристов — «общество» успокоилось, а на авансцену вышли разночинцы — народники. Так же нет исследований сколько вреда причинили проникшие в армию поляки, сколько к 1917 году на руководящих постах было людей, в молодости связанных с народниками и эсерами или сочувствовавших им. …

Генерал Крымов — не только избежит ответственности за содеянное — с группой особо приближенных офицеров прибудет в Петроград к Гучкову в январе 1917 года — готовить государственный переворот.

Развязка приближалась…

1917 год — год Катастрофы. Именно так, с большой буквы — катастрофы. Знали ли о ней люди? Предчувствовали ли ее приближение?

«Вот и закончился этот горький год», — писала императрица Александра Федоровна в своем дневнике.

— Теперь наступает новый, 1917 г. Я лично, как по имеющимся в моем распоряжении сведениям, так и по глубокой моей вере, вполне убежден… что в этом году враг будет, наконец, окончательно разбит. Мы его уничтожать совсем не желаем, но мы должны его наказать за то море крови, которым он залил Европу… Я поднимаю бокал за Верховного Вождя земли Русской Государя Императора, за Русь святую, за нашу Победу! — а это уже Брусилов, главнокомандующий войсками Юго-Западного фронта.

В «кафе поэтов» устроили «футуристическую елку» — вместо елочных игрушек на ней были вырезанные из розового картона фиги. Организатор — Владимир Маяковский. Не пройдет и двух десятков лет, как он поднесет к виску револьвер и нажмет на спуск… но сейчас, в 1917 году нынешняя власть кажется ему источником всех зол.

Депутат-перводумец (депутаты всех Дум пользовались большим авторитетом, и оставались в публичной политике, даже теряя депутатский мандат) Федор Кокошкин в газете Русские Ведомости в частности написал: «Нужно разрушающуюся систему безответственности заменить управлением ответственным… Изменение системы управления становится снова лозунгом момента…»

Экономика страны все больше впадает в хаос, причем одной из причин хаоса — является вмешательство государства в экономику и попытки установить твердые цены на те или иные виды товаров или ограничить их хождение — все они с треском проваливаются, созданные централизованные организации (Центркожа, Центросахар) моментально становятся рассадником коррупции и снабженцами черного рынка, который процветает несмотря ни на какие усилия. Создаваемые комитеты по борьбе с дороговизной становятся ответом общества на действия торговцев, вздувающих цены — но при этом никакого диалога нет и никто никого не хочет слышать. Комитеты становятся всем чем угодно — реквизиционными командами, комитетами по подготовке и осуществлению еврейских погромов, способом уклониться от военной службы, оппозиционными структурами, готовящимися к штурму власти. Ситуация намного хуже чем в любой из воюющих стран — законы не соблюдаются, постоянно предпринимаются попытки решения проблем при помощи надзаконных или околозаконных методов. Становится очевидным многомерный управленческий кризис. Власти элементарно не хватает чиновников, а те что есть — не лучшего качества. Общество не желает ничем жертвовать ради войны. Торговцы не понимают ситуации и урывают все что могут любыми методами — как и крестьяне: их много лет доили, теперь они доят город как могут. Никто не готов соблюдать закон.

8 сентября 1916 года Николай II утвердил положение Совета Министров об уголовной ответственности торговцев и промышленников «за возвышение или понижение цен на предметы продовольствия или необходимой потребности». Это привело к появлению еще одной коррупционной кормушки.

С другой стороны — напечатано уже 8,5 миллиарда наличных денег, что не может не вызывать инфляцию. Пока не гиперинфляцию — но с середины 1916 года уровень инфляции выше чем скорость печатания денег правительством — то есть инфляцию подстегивает уже не только печатание ничем не обеспеченных денег, но инфляционные ожидания.

В газетах обсуждается введение прогрессивного подоходного и поимущественного налога. Тон, каким идет обсуждение, заставляет предположить, что по крайней мере часть общества рассматривает власть как оккупационную, а сам факт необходимости отчислять часть доходов на нужды правительства — как сотрудничество с врагом. И эти идеи не маргинальны.

Страна фактически разваливалась на удельные вотчины, власть вводила все новые и новые ограничения на перемещения товаров, особенно продовольственных, из одного региона в другой. Досматривались поезда. Начинают вводиться карточки — хлебные, мясные, даже в богатой продовольствием Сибири.

Газета «День»: «Желающие провезти пять фунтов масла прячут его в подушки, в чемоданы с бельем, как драгоценность. А между тем масла в Сибири миллионы пудов и лежит оно неведомо для кого и для чего… У пассажиров ощупывают и прокалывают корзины и тюки, боясь, как бы не вывезли в Россию лишних десяти фунтов мяса…»

При этом, на Алтайской железной дороге, между Бийском и Семипалатинском, скопилось 4 миллиона пудов мяса, оно лежало на открытом воздухе и с наступлением весны неизбежно сгнило бы.

В Москве и Петрограде запретили выпечку и продажу «сдобных булок, куличей, пирожных, баранок, сушек и «вообще всех нетаксированных хлебных продуктов». Выпечку продолжили подпольно, муку для этой выпечки стали просто разворовывать, возник черный рынок муки и расхождения в учете муки, сколько есть и сколько должно быть. В феврале 1917 года это сильно даст о себе знать.